Бобёр: Да. Это он бросил гранату. Никого не задело. Гранатой, дыдыды.
Заяц: Но жертвы есть. Опоссум. Кто-то ещё?
Бобёр: Двоих он застрелил. Троих то есть. С опоссумом, дыдыды. Одного ещё… я сам убил.
Заяц: Зачем?
Бобёр: Он попросил меня. Пернатый. Грач. Его замучали до… даже не знаю как сказать, дыдыды. Лучше вам не видеть.
Заяц: А он не врач?
Бобёр: Не-не знаю. Не спросил, дыдыды.
Заяц: Быстро сделал?
Бобёр: Думаю, да. Придавил дубиной. Задушил, дыдыды. Как-то… быстро, да.
Заяц: Ну и ладно. Всё правильно сделал.
Боров: Так и сколько на нас есть?
Заяц: 8 что ли? Нет, 10. Даже 12.
Бобёр: Да никого кроме нас уже нет, дыдыды! Надо идти. Сейчас, дыдыды.
Лис: Вин правий. Тут бильше ничого робити.
Где-то сверху зазвенел унылый звонок. Возможно даже несколько.
Боров: Что это на? Волчара раззвенелся?
Бобёр: А может Квакер, дыдыды? Если он жив ещё.
Заяц: Один из них. Если моя математика меня не подводит, больше тут никого и не осталось.
Лис: Може прибиральниця э.
Заяц: Может быть. Может и работы какие-то ведутся. Я ожидал большего сопротивления.
Боров: Да кому тут, хронь на на? От хорошей что ли жизни жаб легализовали?
Бобёр: Мне хватило, дыдыды. Надо валить. Идёте или нет?
Раздался выстрел. За окнами всё покраснело. Тут же ещё выстрел. Опять покраснело. Красные деревья, красные кусты, красный фонтан неподалёку.
Бобёр: Это я знаю, дыдыды! Это сигнальные ракеты! Вызывают своих! Пора! Пора! Либо сейчас, либо никогда! Лис, ну чего ты, дыдыды? Мало что ли смертей вам? Ещё хочется?
Заяц отошёл немного в сторону и закричал:
Заяц: Квааакер! Иди сюда, Квакееер! Давай сразимся! Ты же хотел! Эй, Квакер!
Боров: Что ты делаешь, хроньк?
Заяц: Идите к этому «удобному окошку» о котором бобёр говорит. А я их завлеку на себя. Идите, идите!
Лис: Герой?
Заяц: О чём ты, лис? Просто я… крови их хочу. Мне не хватило. Сказал всех тут перебью, значит всех перебью!
От этих последних слов группе стало так жутко, как буд-то жути в жизнях своих они ещё не натерпелись. Глаза открылись — всё стало ясно в миг. Это они бегут, они спасают свои жизни, а заяц мстит. «Он такой же псих, как и эти жабы.» «Пусть с ними и остаётся.» «Пусть перебьют друг друга, а мне-то что?»
Заяц: Кваааакер! Давай! Выходи к ракитному кусту — драться будем!
Лис: Идемте. Нехай залишаэться.
Бобёр: Давай, заяц! Спасибо, дыдыды!
Боров: Как знать, может свидимся! Прощай, хронь хроньк!
Заяц: Прощайте! Я пойду наверх. Надеюсь они пойдут за мной, а вы спокойно выйдете. Всё! (сказал заяц и повернул к лестнице).
Опять выстрел. Опять покраснела улица. Ещё одна сигнальная ракета.
Лис: Прощай, заэц. Сподиваюся, не побачимося.
III
Бобёр повёл лиса и борова к удобному (для побега) окошку. Заяц остался один.
Выстрел. Красный свет из окон. Сигнальная ракета.
Заяц: Квааакер! Ну где же ты? Давай! Видишь? Я не убегаю! А могу убежать! Квакер, эй!
«Пусть бегут. Пусть бегут. Пусть поможет им Бог. Пусть бегут. Пусть думают обо мне, что хотят. Зато сцен душевного терзания мы избежали. Чувствую я, недалеко они убегут. Но как я мог остановить их? Бобёр уже надломился, он бы не стал меня слушать. Да и у меня никаких гарантий. Что я могу обещать? Я себе ничего обещать не могу. Только кровь и слёзы. Пепел и пыль.»
Заяц: Квакер! Давай! Давай, Квакер — не трусь! Что же ты?
Перестали звенеть звонки. Сигнальные ракеты наверно тоже закончились. Стало тихо. Стало светать.
«Кажется я вечность не видел рассветов! Надо на балконы. Оттуда на крышу. Наверно с крыши он и стрелял своими светяшками.»
Последний (третий) этаж. Все двери в театральную часть здания оказались закрытыми, «что неудивительно». Ни один из ключей, найденных на втором пункте, опять не подошёл. «Зачем я таскаю их?»
«Совсем-совсем тихо. Или так только кажется? А!! Вот оно что! Петь перестали. Я так привык к этим горлопанствам, что даже не сразу заметил. Теперь будет легче. Я твои присоски на лапах из другой стороны леса услышу, Квакер!»
Заяц разбил большое окно, и спрыгнул на веранду. «На этой веранде играли оркестры. Наверно хорошо играли. И музыка видать была неплохой, раз оркестр пришлось собирать, чтобы играть её. Только меня тут не было. Впрочем, сам виноват.»
С другого края оркестровой веранды нашлась пожарная лестница. По ней, минуя балконы, заяц влез на крышу. Она оказалась совсем крохотной — большая часть музея была одноэтажной, только театральная часть возвышалась над всем как башня.
«Непохоже, чтобы Квакер стрелял отсюда. Если он ранен, то как-то слишком чисто всё за ним. Да и когда бы он успел все двери за собой позакрывать, да так, что б я не слышал? Нет. Стреляли не отсюда. Стреляли из окна. И скорее всего с первого этажа. Другой вопрос: кто их услышал, кроме нас? Где войско-то ваше, раздольерцы недоделанные?»
Заяц огляделся. Смотрел вниз, в даль, в стороны — на деревья, на дороги, на бредущий с концертов народ. На горизонте огни. Поля, мельницы, а дальше горы, горы, горы — бесконечные горы, утопающие в своих непроглядных туманах, особенно по утру. «В этих туманах я жил 15 лет. И теперь как в тумане. Там было тошно от того, что не было ничего. Тут тошно от того, что слишком много. Там смерть каждого старого козла была событием. А тут валят своих десятками, от того только, что несогласны с ними. Выучились читать на свои головы. Прочитали по книжке каких-нибудь никому неизвестных мудрецов, осуждающих друг друга. Теперь один возненавидел второго. Второй убил первого. И понеслась! А вы ведь все ничего не знаете! Вы все слепые котята, ведомые другими слепыми котятами, но чуть постарше. Ни одной истины, ни одной Богом данной идеи. Ничего! Ни-че-го! Только тупая — тупее не выдумать — бьющая кровью и содержимым кишков правда жизни. Вот она! Вот здесь. Лупит по морде чуть сильнее, чем можно вынести. Всегда чуть сильнее. Не выдержал? Умирай. Другому найдётся место в лесу. Мы размножаться научились. Мы только это научились делать…»
К музею бежала группа в 5–6 голов. Один из них — кажется боров — махал зайцу лапой. Что-то кричал.
Заяц спустился на веранду. Группа подбежала совсем близко — свои. И их шестеро. Боров, лис, бобёр, зебра («откуда ж такая взялась?»), белка («Красавица! Наверно самки отдельно где-то тут сидели.»), журавль («его ранили — он не может взлететь. Беда с тобой, беда.»).
Заяц: Зачем вернулись?
Бобёр: Идут, дыдыды! Всё! Всё! Не успели!
Лис: Не ний, бобер!
Боров: Армия вышла. Собаки!
Заяц: Собаки?! Погодите — я лестницу спущу!
Зебра: Тэнго миедо а ляс альтурас!
Заяц: Что он говорит?
Боров: А я откуда знаю, хронь? Что ты на меня смотришь? У меня 8 классов образования на!
Белка: Он боится высоты.
Заяц: А, вот оно что!
Бобёр: Спускай лестницу, заяц! Не отвлекайся, дыдыды! Они идут! Слышишь?
Заяц: Да. Слышу. Теперь слышу!
«Маршируют. Пылят. Идёт взвод на 30 голов. Будут здесь минут через 5. Я не разглядел их с крыши — идут из глубокого леса. Что мы будем с ними делать? Что мы можем? Да, они вчера родились, зелёные как «водоросля из задницы козерога», но… это всё-таки армия. У них не дубинки. У них и эти… пистолеты могут быть. Эх…»
Заяц спустил лестницу. Все кроме зебры забрались на веранду.
Заяц: Давай, лошадь заморская! Времени нет!
Зебра: Но пуэдо!
Боров: Давай копыто, хронь — помогу!
Зебра: Вой я пасар пор ля вентана!
Белка: Он зайдёт через окно!
Заяц: Через окно, так через окно! Не заблудись!
Белка: Но тэ пьердас!
Зебра: Ха-ра-шо!
За воротами уже блистали каски. «Да, под 30. Давайте, подойдите ближе — я на вас посмотрю!»
Заяц: А где остальные?
Лис: Одни втекли. Инших вбили.
Бобёр: И нас забьют, дыдыды! Валить, валить!
Заяц: Тебя никто не останавливает, бобёр. Но сам видишь — ломиться во все двери смысла нет. Тут с умом подойти надо.
Бобёр: Какой тут ум, заяц? Посмотри сколько их, дыдыды? Что мы будем делать?
Заяц: Хорошо бы кому-то на шухер для начала встать.