Я понимаю, что эта вечная тьма может убить меня в любой момент остатка моей жизни. Она не спросит. Она не пожалеет. Она не даст мне секунды, чтобы проститься. Сейчас и всегда она требует лишь одного — смирения перед собой. Смирения. Вот и всё, что в реальности ты можешь противопоставить своей смерти:
Смирение.
Смирение. Ты только это в праве сделать. Гни, не гни. Кричи, не кричи. Фыркай, не фыркай. Ты раб. Ты раб своей смерти. В смирении перед ней ты и живёшь только. В этом смирении ты черпаешь жалкие свои силы. В этом смирении ты находишь покой. И только в этом смирении перед смертью может быть открыта и разгаданна жизнь. Она и невозможна иначе.
Вот тут. Вот в этот момент погружения моего в чернь… я нащупал корень земли. Я настиг его!»
Корень-исполин вышел из тьмы. Он всегда был тут, но лишь сейчас открылся. Снял одежды мрака и заглянул в глаза — влез в них, вполз. Зазвучал, завибрировал, заполонил слух по болевой порог. Он внёс, вложил, вонзил себя в сознание. Корень земли и корень леса. Корень проявленной реальности миров.
«Я крупица, я отросток на теле дерева. Я малый нерв великой системы. Я только импульс её. Я понимаю… я понимаю. Я могу говорить. Я могу слушать. Слушая, я говорю.»
«Я — корень. Я — корни. Мы здесь… Мы будем с тобой говорить. Мы ждали этой встречи с тобой. Ты шёл к этой встречи с нами. Мы встречались во снах и мы странствовали — мы летали… мы были звёздами, планетами, мирами. Мы погибали клетка за клеткой, нас разносила в ничто зима космическая. Мы воскрешали друг друга и встречались вновь. Закрученна, закрученна корнями сага времён. Малое становится большим, чтобы вновь стать малым. Так растёт корень. Восьмёрками он растёт. Бесконечно. Бесконечно. Ты будешь говорить и мы будем говорить. И ты поймёшь себя. И ты поймёшь себя.»
«Себя? Я себя понять должен?»
«Уменьшайся, чтобы понять большое, и вырастай, чтобы понять малое. Так цветёт корень. Так перемалывается земля. Ты умер, чтобы снова жить.»
«Я… умер? Я опять умер?»
«Так… надо.»
«Я только умирать лучше других умею…»
Из мрака вышел заяц, залез на отросток великого корня. Отросток поднял его к одному из стержней. Там он удобно сел, разложил рядом лук и стрелы, уставился во мрак напротив.
Заяц: Так будет легче понимать, ась? Я попользуюсь твоим телом, твоими словами, твоими «мыслями и чувствами». Ты знаешь… в твоей головке даже комфортно. Ухоженно.
«Я рад, что тебе комфортно в моём теле. Но не уж то не было иного способа мне говорить с тобой?»
Заяц: А зачем нам другой, если есть этот? Ты видишь себя теперь. И слышишь себя теперь. В тебе ровно столько сознания, сколько можешь ты в себя вмещать. Только часть его спит. И эта часть, вечно спящая, соединяет тебя корнями со мной. Я — корень тебя, и я — ты. Зачем нам другой способ, ась?
«Вернусь ли я?»
Заяц: Вот в этом и вопрос. Ты вернёшься, если я верну тебе твоё тело. А верну ли я его тебе? Не верну ли? Это мы сейчас и будем решать. Наше решение должно быть единогласным и окончательным. Хотя как ты сам понимаешь единогласие в данном случае — оксюморон. Видишь какое я слово у тебя в голове нашёл, ась?
«Я и не знал, что оно там есть.»
Заяц: То-то! Пользуйся. Ну?
«Что ну?»
Заяц: В себя приходишь?
«Как я могу прийти в себя, если у меня нет себя!»
Заяц: Ну ты ж меня хорошо понимаешь?
«Пока да.»
Заяц: Значит ты понимаешь себя. Значит ты в себе вполне. А это уже софизм.
«Обогащаешь меня!»
Заяц: Полезно встретиться с собой! Я ведь не только хорошее могу в тебе найти. Я могу и гадость в тебе раскопать. Хочешь?
«Не хочу.»
Заяц: Боишься?
«Нет.»
Заяц: Боишься! Боишься зе дерьмицо своё! А почему боишься, ась? Почему?
«Э-эх! … Нет ничего более однородного, чем дерьмо. Оно у меня точно такое же, как у всех других. А его — дерьмо то есть — его же только скрывать по жизни можно. Те же, кто не справляются с этой простой задачей, имеют дело с профессионалами. Разгребателями. Я этим занимался вполне себе… скажем так, неплохо. Так, что… спасибо, не надо. Насмотрелся чужого дерьма.»
Заяц: И медальку дали ж за труды тяжкие!
«Так отняли ж перед ссылкой!»
Заяц: Гады мелочные! Могли и оставить… медальку-то, ась?
«Могли и оставить. Хотя… я ж всегда знал, что недостоин её.»
Заяц: Ладно тебе! Не прибедняйся! У тебя тут в голове лес каких-то вымученных печалей! Какие-то морды, все какие-то перебитые, жалкие! Что… что грустно-то всё так?
«Это я тебя должен спросить… почему всё грустно так получается… в этом мире.»
Заяц: Так и спроси себя! С себя спросить можешь, разгребатель? Мы здесь именно для этого!
«Для чего — для этого?»
Заяц: Мир-то разваливается! Надо делать что-то! Не хочется, конечно… но надо ж!
«Какой мир разваливается? Лес разваливается? Или мир «вообще»? Тот, что с планетами и звёздами?»
Заяц: Всё разваливается! Я же говорю тебе: в труху всё сверху до низу! Одна нелепая ошибка — мира нет!
«Почему?»
Заяц: Почему? Что значит «почему»?!
«Я хочу знать причины! Я не понимаю!»
Заяц: Откуда начать-то, что б ты понял?
«Откуда хочешь! Я «решительно ничего не понимаю», как говорили в старых сказках! Решительно ничего! И это тоже оксюморон!»
Заяц: Точно! Ну что ж! Давай разбираться. «История для самых маленьких», пойдёт?
«Пойдёт.»
Заяц: Итак! На земле нашей много-много зелёных лесов. Вот то, что лесом называете вы — то есть мы — это только малая часть от леса всей земли. Всего лесов на планете — ты не поверишь — милионы! Нет меры у нас, чтобы всё это добро пересчитать! Да и не надо. Разумной жизни в большинстве лесов никогда не было. Где-то бывала, но исчезла. Где-то есть сейчас в небольших количествах, но исчезнет совсем со дня на день. Стабильно же развивающейся разумной жизни на земле нет вообще!
«Это как же? А мы? Какая ж жизнь тогда есть, если разумной нет?»
Заяц: Про дегенератов слышал?
«Слыхал.»
Заяц: Видел?
«Ну… не совсем. Считай, что нет. Не видел. Только ел.»
Заяц: Знаешь как выглядит дегенерат-заяц?
«Нет же! Откуда?!»
Заяц: У, тебе понравится! Это такая вот маленькая пушистая… бздень, размером с твою голову. Маленькие-маленькие лапки, ушки, глазики и писька в сантиметр. Там даже и не поймёшь, что откуда торчит! В этом создании, как ты сам понимаешь, разума нет и быть не может. Оно подчиняется чётко прописанным инструкциям без вариантов. Соображает, иначе говоря. Не думает.
«И почему оно называется зайцем? Что общего-то?»
Заяц: Чего общего? А всё у вас общее! Просто один заяц развился, а другой сдеградировал. Большая часть зайцев на земле — дегенераты!
«А это только у зайцев такая статистика, или у всех видов она такая?»
Заяц: У всех до единого! Как я уже сказал, разумной жизни на земле очень и очень мало. Скоро её… совсем не останется.
«И что делать? Это можно исправить?»
Заяц: Я думаю, это можно исправить. Но до этого мы ещё дойдём! В начале я расскажу тебе о мире, в котором мы не встретились. О мире погибшем.
«Я видел его?»
Заяц: Ты мог его видеть. Оно мерцает снами на яву. Памятью, которой быть не может у тебя. Прозреньями великих мудрецов и идиотов. Иногда оно чувствуется, а иногда нет.
«Оно — это что?»
Заяц: Условно говоря, время. Хочешь знать будущее?
«Моё?»
Заяц: Нет. Твоё мы «порешим» после.
«Будущее мира нашего?»
Заяц: Да.
«Мне кажется, что я его уже знаю. И это пугает.»
Заяц: Пугает, пугает! Ничего хорошего нас не ждёт!
«Деградация? Мы все… деградируем?!»
Заяц: Браво, проницательность моя! Попал лапой в налапник! Или как там говорится? Ась? Ну да неважно. В ближайшие веков 8 деградируют все виды, кроме обезьян.