Снова ударил колокол. Неожиданно. «Действительно неожиданно — все опять остановились. Смотрят в небо, вслушиваются.» Снова загремели «фанфары». В качестве сигнальной ракеты сожгли ещё и партию фейерверков. «А что это значит?!» «А что это значит?», где-то из соседней улочки эхом раздался тот же вопрос, («ещё и на имперском, надо же!»). «И наших запрягли в дружины, как же так-то?! Я значит плохой лаовай, а он хороший?! Ну? Что ответят?»
Хорошему лаоваю ответили не сразу. Дружинник сам переспрашивал своих товарищей, потом консультировался по части перевода. Наконец хороший лаовай не выдержал и перешёл на ломаный островитянский. Тогда другой дружинник наконец ответил ему: «дайджёбу, поймали, кажется.»
Лаовай: Так можно расходиться-ка?
Дружинник: Ие! Поймать должны. На опознание потом поведут, бэ — к начальнику. Он марадёрить пошёл. Маруи, бэээ! Марадёр, вакаримас ка?
Лаовай: Хай! Но… а мы тогда зачем тут?
Дружинник: Да наверно уже незачем, бэ! Постоим, постоим, и разойдёмся. Я тебе во…
Дружинник не договорил. Где-то совсем недалеко послышался истошный вопль с хлюпающим блеянием, возможно (и скорее всего) предсмертным. Потом вопль страха, там же. Потом фейерверки, чуть ближе. Потом ещё фанфары, везде — кругом. Потом страшный крик обезьяны: «Аррррррррр»! Казалось он приближался. Бежал и прыгал как волна.
Лаовай: А это что?
Дружинник: Акума!
Лаовай: Ак-кума?!
Дружинник, тот другой: Это — йети. Мститель наш.
Дружинник: Хащиру! Има!
«ААААААРРРРР!!!», снова раздался крик обезьяны. «Или сумасшедшая, или дегенеративная. Кажется она… побежала в другую сторону.» Дружинник с лаоваем тоже хотели бежать, но кто-то третий их остановил. «Их там собралось как на базаре» — «прячутся там что ли они?!». «Может живут здесь? Квартиры же тут. Раз говорят про марадёров (есть они или нет), то понятно, что сюда и… да сюда все дороги ведут! Они-то понятно, а я, дурак, куда полез?! Дурак! Дурак! Сейчас здесь армия козлиная соберётся!»
Но армия не собиралась. Только сгущался туман, а в нём никого. Только изредка промелькнёт отсвет жёлтой повязки, но и та летит на ветру без хозяина. Это страшное «АРРР» и тот самый первый вопль сделали своё дело. «Нужно как-то оказаться позади этой обезьяны. Позади, да с небольшой дистанцией! Пока не знаю как, но она — мой билет! Она выведет меня отсюда!»
Почему-то зайцу почудился муфлон где-то по-близости. Он не видел его и не мог видеть, но что-то знакомое от него почувствовал ясно, что-то мелкое, что-то тонкое (так по крайней мере сам себе объяснял он своё ощущение). Заяц решил обойти пару домов и выйти ко второй улице центрального креста. «Если это муфлон — я окажусь за ним. Я даже смогу его… нет, у меня нет причин его убивать. Я не имею права. Но хорошо бы от него избавиться. Надо найти способ. Надо с…»
«АААААРРРРР!!!», заорала обезьяна совсем близко. «Да что же ты над головой что ли у меня?!» Послышались теперь и другие крики, странным образом ритмичные, короткие. Казалось козлам отрывают конечности, а потом они теряют сознание. Иногда слышалась и вырывающаяся из них кровь, и вылетающая наружу кость. Бой шёл прямо на этой улице, но там — дальше — в туманах и за ними! «Но с какой стороны обезьяна?! В какую сторону она бежит? На меня? Против?!» Слишком густой туман — нет животного способного в нём видеть, нет приспособлений и техник нет.
У зайца (как он сам решил) не оставалось выбора. Позади — и теперь никого. «Как?! Куда попрятались?! Не уж то и правда, хаты свои стерегут!? Ась?» Справа та улочка — «вот там и сидят, не высовываются!» Слева узенький (бесполезно забарикадированный) переход на большую улицу — видно через туман квадраты жёлтых повязок, выстрелы фейерверков. «Вот где они! Шляются! Тут убивают их товарищей, а они…» Внезапно там же — за баррикадой — пронёсся муфлон. «Куда бежит?! На обезьяну? А почему же здесь не перелез? Что? недопрыгнул бы? А почему замолчал вдруг? Где эти команды его пафосные? Может я один не слышу? Ухо-то закладывало в зиндане!»
Заяц прислушался к окружающим его голосам: громче всех кричали с поля боя — обезьяна и жертвы её («она тут — тут, метров 30»), с большой улицы кричали «йети» — «йети, йети, йети — опять пришёл йети».
Йети! «Йети»! Не сразу заяц разобрал это слово — думал по началу ругательство какое-то — а теперь всё у него сошлось. «Йети» вопили своё последнее слово жертвы. На «йети» призывали стрелять фейерверками. От страшного «йети» предлагали спрятать самок и детёнышей. «Йети! На город напал йети! Сколько их? Неужели один? Всего один поставил город на уши?!»
Впереди несколько выстрелов («всё те же фейерверки»), что-то упало с грохотом («баррикада? Такая же как там, на узкой улочке?»), крики дружинников «назад, назад». «Назад, бе-эээ!» «АРРРР АРР АРР АРР!», совсем в другом тоне завизжал йети! «Кажется он заскулил… Как пёс скулит…»
«Что с ним?!»
«Окружай! Окружай!», закричали со всех сторон! Заяц почувствовал как от возможно сотен копыт дрожит под ним земля. «Бегут! Теперь бегут! Даже попрятавшиеся — и те бегут! Бог лесной, какой я дурак! Это ловушка! Причём не для меня! НЕ ДЛЯ МЕНЯ!»
И теперь у зайца не было выбора — «теперь уж точно». Он мог двигаться только вперёд — вот эти самые 30 метров до скулящей, видимо поверженной уже, обезьяны. Баррикады за ним свалили, из них на улицу вышли дружинники. Из окон повыпрыгивали, из подвалов повылазили. Там же, из узкой улочки кто-то тоже вышел. А с другой стороны опять командовал муфлон… за ним дружина — «пол города козлов». «Всё! Я в кольце. Если бы не туман, они бы уже вязали меня! А если бы у них было настоящее оружие!? Всё. В любом случае «всё». Это кольцо. Удавка.»
Поджимаемый дружинниками со всех сторон заяц продолжал двигаться к обезьяне. «30 метров… 20 метров… сейчас увижу тебя!» «АРРР Арр арр ар ар ар!», всё тише и тише скулила обезьяна. «Сейчас, сейчас! Видать, с тобою вместе нас забьют! Сейчас!»
Обезьяна — вернее йети — вся в крови (наверно несвоей), лежит, запутанная в сетях. Рядом с ней убитый козёл с разорванной мордой. Лужа крови на всю ширину улицы, и там в тумане ещё несколько тел. Кто-то ползёт тихо. Кто-то стонет, пытается призвать не помощь.
Йети силится подняться, но запутывается ещё больше, смотрит на зайца злым, но в тоже время ожидающим чего-то взглядом.
Заяц: Что? Что смотришь?! Зачем ты сделал это? Вот это вот…
Йети: Арр… Памаги! (внезапно перебил зайца йети) Памагии! Яррр ты памаги!
«Он понимает имперский?! Говорит?! Он не дегенерат! Кто же он?!»
«Эй! Бээээ!», кто-то выкрикнул с той стороны тумана. Почему-то зайцу показалось, что кричали именно ему.
Некто из тумана: Что ты копошишься там с ним, бэ! Коли его, Шэнъян, коли!
«Ещё один шэнъян? Где? А вот! Наверно он — убитый. Вот же и вилы лежат! Но мне какой от них прок? Что делать?»
Йети: Памаги, памаги, памаги, памаги… (как молитву повторял он это «памаги»).
«Так Богу молятся…»
Йети: Памаги, памаги, памаги, памаги… (повторял он и смотрел сконцентрированно — буд-то пытался гипнотизировать)
Некто из тумана: Ну? Что там? А бэ?!
«А! А вот оно что! Теперь я понял! Они послали эту группу «проверить обстановку» — наверно уже после того, как сработали все их ловушки и обезьяна попала в сеть. Вот эти трое! Увы, они не расчитали сил врага! И в сетях запутанная, обезьяна разделалась с ними. Жестоко, страшно… Это дикий зверь, не имеющий ни малейшего представления о том, что мы тут называем честью. Это чудовище из ада. Сродни моей… проклятой революции.»
Некто из тумана: Бе-ээээй! Больше не жду! Идём к тебе-бэ-бэ-бэ-бэ!
Йети: Памаги, памаги, памаги, памаги…
Некто из тумана с другой стороны: А нам что делать, а бэ? Мы — 2–5, черепаха!
Некто из тумана: Идём, идём! Подходим!
Заяц: СТОЯТЬ! БЕ-ЭЭЭЭЭ! (крикнул заяц и тут же принялся распутывать йети — только сейчас он заметил гвозди в сети.)
«Это легче распутать, чем порвать. Заточка моя не возьмёт, а на вилы только кишки накручивать. Надо аккуратней — вот этот гвоздь глубоко вошёл, и этот, и этот… тут много и его крови.»