Потом он велел зажечь свечи в большой люстре и канделябрах. Лихорадочно, по памяти он начал писать портрет молодой гувернантки.
Прошло несколько часов. Айвазовский отложил палитру. С холста на него глядели милые девичьи глаза.
Без помощи слуги, художник потушил свечи и поднял шторы.
Стояло на редкость ясное зимнее утро.
Солнце залило комнату и осветило портрет девушки.
Тогда художник вывел на нем крупными буквами надпись — Юлия, жена моя…
Впервые Айвазовский перестал работать. Несколько дней он размышлял как встретиться с Юлией. Два раза наведывался он в дом, где впервые увидел ее. Но гувернантка больше не появлялась.
Чтобы отвлечь подозрения от истинной цели своих посещений, Айвазовский стал проявлять особое внимание к дочерям хозяина.
Девицы сразу же простили ему невнимательность, проявленную при первом знакомстве, и по всем правилам светского обольщения начали его очаровывать.
Между сестрами возникло соперничество, почти неприязнь. Каждая считала, что только ради нее бывает у них в доме знаменитый художник. Теперь они изо всех сил старались превзойти друг друга в кокетстве и нарядах.
Наконец Айвазовский нашел возможность увидеть Юлию. Он предложил девицам давать уроки живописи им и их младшим сестрам.
Они с восторгом согласились.
Как он и предполагал, девочки явились на урок с гувернанткой. Теперь он мог каждый день видеть Юлию.
Во время уроков художник вовлекал девушек в разговоры о живописи, музыке, литературе. Иногда он обращался и к Юлии.
Юлия была хорошо образована, тонко чувствовала искусство. С каждым днем Айвазовский открывал в ней все новые достоинства.
Просыпаясь поутру, художник считал часы, которые оставались до встречи с Юлией. Он жил только теми часами, когда мог видеть девушку и хотя бы немного поговорить с нею. Остальное время тянулось мучительно медленно в ожидании новой встречи.
Наконец Айвазовский решился. Он написал письмо Юлии. Смело и откровенно он писал, что полюбил ее с первого взгляда, полюбил на всю жизнь и умолял Юлию согласиться стать его женой.
На другой день, когда его ученицы прилежно рисовали, Айвазовскому удалось незаметно вложить письмо в руку Юлии. Девушка взяла письмо и, вспыхнув, вышла из комнаты. На урок она не вернулась.
Остаток дня Айвазовский провел в беспокойном блуждании по петербургским улицам. Согласится ли Юлия стать его женой?
От надежды он переходил к отчаянию. Жизнь без Юлии казалась ему лишенной смысла.
Возвратясь к себе на квартиру, он почувствовал еще большее душевное смятение. Неожиданно его обожгла мысль: вдруг Юлия решится на брак с ним, не любя его? Художник то брался за палитру и кисти, пытаясь дописать давно начатую картину, то бросал их и нервно расхаживал по мастерской, то подходил к портрету Юлии и вглядывался в чистые девичьи глаза.
В эти минуты Айвазовский верил в то, что Юлия разделяет его чувство, и он будет счастлив с нею. Но потом его снова охватывало сомнение: быть может, она согласится, привлеченная его славой, деньгами, беспечной, полной блеска жизнью, которую он может ей дать? Этого больше всего страшился знаменитый художник, успевший узнать корыстолюбие светских дам и девиц, видевших в браке лишь выгодную сделку. Но разве Юлия им подобна?
Ведь она так отличается от них по складу ума, по взглядам на жизнь, по манерам. Нет в ней ни заученного кокетства, ни желания во что бы то ни стало казаться умнее и интереснее, чем она есть. Юлия была воплощением естественности, правдивости, простоты. И Айвазовский снова подходил к портрету молодой гувернантки и опять вопрошал о своем будущем, о своей судьбе доверчивые и ясные глаза.
Только на рассвете Айвазовский забылся тяжелым беспокойным сном.
Он проснулся поздно. Было близко к полудню. А ровно в двенадцать часов он обычно начинал свой урок.
Поспешно приведя себя в порядок, художник послал за экипажем.
Юлия с детьми была уже в классной комнате. Старшие барышни еще не появлялись, занятые своим туалетом.
Айвазовский робко взглянул на Юлию и все его сомнения рассеялись. Счастье сияло в ее правдивых лучистых глазах, открыто искавших его взгляда. Дав задание ученицам, Айвазовский, замирая, подошел к девушке.
— Я согласна, — тихо сказала Юлия.
После этих слов события понеслись с головокружительной быстротой. Уже к концу дня Юлия покинула дом, где служила гувернанткой. А еще через несколько дней слухи о помолвке знаменитого художника с гувернанткой Юлией Грево облетели петербургские гостиные.
Многим казалось невероятным, что Айвазовский, до сих пор так упорно избегавший сетей Гименея, попался так внезапно.
Были и такие, которые не верили слухам. Но все сомнения сразу исчезли, когда сам Айвазовский сообщил в салоне княгини Одоевской, что он счастлив, как никогда, и скоро женится.
Весть о предстоящей женитьбе знаменитого художника на бедной гувернантке всколыхнула великосветское общество. Дамы не одобрили этот брак. Они говорили, что при своей славе, красивой внешности, обеспеченности Айвазовский мог бы породниться со знатной дворянской фамилией.
До Айвазовского доходили пересуды светских кумушек, и он от души хохотал. Но вскоре он заметил, что в некоторых домах, где раньше считали за честь его посещения, его стали принимать холодно и даже высокомерно. Свет мстил ему за обманутые надежды. Многие вдруг вспомнили и о его плебейском происхождении. Айвазовскому стал противен Петербург с его ханжеской моралью, и он уехал с Юлией Яковлевной в Феодосию. Родной город одобрил выбор художника.
Во время свадебного пира несколько сот наездников устроили конные состязания в честь художника и его жены…
Сразу после свадьбы Иван Константинович и Юлия Яковлевна отправились на некоторое время в деревню недалеко от Феодосии.
Полк наездников-джигитов провожал новобрачных до самой деревня. Такие почести в Феодосии еще никому не воздавались.
ДЕВЯТЫЙ ВАЛ
В Петербурге умер Белинский, не прожив и сорока лет. За последние годы много близких людей ушло из жизни: умерли Оленин, Зауэрвейд, Крылов, в Италии внезапно скончался веселый друг юности Вася Штернберг. Но смерть Белинского особенно поразила его. Больше со страниц журналов не будут звучать его пламенные статьи и в петербургских литературных кружках не раздастся его глуховатый, страстный голос.
Айвазовский с болью в душе вспоминал, как было ему до слез жаль этого полного духовных сил и жажды работы, но уже приговоренного к смерти, тяжело больного труженика.
Как много благородных, прекрасных мыслей внушил ему Белинский во время горячих споров!
Среди своих прежних картин Айвазовский разыскал «Спасающиеся после кораблекрушения». Эту картину хвалил Белинский. Она говорила о мужестве. Сам Белинский был олицетворением мужества. Он никогда и никого не боялся, говорил и писал только правду.
И вот теперь пришло время, когда мужественные, смелые люди открыто поднялись на борьбу за свободу. Во Франции, Германии, Италии началась революция.
Из Рима Айвазовскому сообщили, что его друг Векки присоединился к Джузеппе Гарибальди и стал его адъютантом.
Мир был уже не так безмятежен, как долгие годы это казалось Айвазовскому. Теперь не время было писать дышащие счастьем и покоем морские виды. В Европе — баррикады. В Петербурге у Кукольников Белинского называли баррикадником. И Векки, милый друг юности, тоже стал баррикадником. Векки, беспечный, веселый, так любивший лунные ночи в Неаполе… Чем же он хуже Векки? В России нет баррикад, но в России книги и картины тоже могут стрелять. Он напишет такую картину. В мир пришло великое беспокойство, его картина тоже должна волновать и потрясать. О таком искусстве говорил Белинский.
Айвазовский закрылся от всех в мастерской. Дни шли, не он не прикасался к палитре и кистям. Он подолгу сидел в кресле с закрытыми глазами. Со стороны могло показаться, что человек погружен в забытье. Но в это время его мысль неустанно работала. Ясно вставало в памяти детство. Он с другими мальчиками помогает рыбакам выгружать серебристую, трепещущую рыбу. Во время отдыха рыбаки рассказывали о страшных бурях, о кораблекрушениях. Вспомнилась юность: странствия в чужих краях по морям и океану. Однажды по пути из Англии в Испанию в Бискайской бухте пароход выдержал жестокую бурю. Все пассажиры обезумели от страха. Он держался рядом с капитаном. Они подружились в самом начале плавания. Художник тоже испытывал страх. Но даже в эти минуты его не покидала способность любоваться прекрасной грозной картиной бури. Память глубоко сохранила эти впечатления.