— Что это?
На нежной коже предплечья Лави — зажившие, но все же хорошо заметные тонкие шрамы: линия длинная и линия короткая, под острым углом к первой, потом две наперекрест, и еще — словно птичий след.
Аэниэ поднесла палец, но коснуться не решилась. Подняла глаза на эльфку:
— Откуда у тебя?
Та грустно улыбнулась:
— Не бери в голову, пушистая. Ничего страшного.
— Ну правда?
Со вздохом Лави взъерошила волосы девочки, отвела глаза:
— Руны это, пушистая. Сам резал когда-то… Бритвой.
— Сам?! — ахнула Аэниэ. — Это же больно! Зачем?!
— Конечно, сам, — усмехнулась Лави. — Кому я еще такое доверю… Нет, не очень больно. Жить больней… Я же говорил тебе как-то, что бывает совсем, невыносимо плохо… А уйти нельзя. Сколько существ на меня здесь повязано, не могу же я их бросить… Я пробовал когда-то, все равно не вышло… Только следы на память остались, вот, — эльфка показала локтевой сгиб. Вглядевшись, Аэниэ различила несколько шрамов — поперек вен. Глаза девочки расширились, в них блеснули слезы, и она крепко вцепилась в руку девушки:
— Лав!!!
— Ну что ты, что ты… — Лави привлекла ее к себе, поцеловала в макушку. — Вот он я, живой, все нормально… Ну, успокойся, кроха… Смотри…
Аэниэ хлюпнула носом и посмотрела, куда показывала эльфка:
— Видишь, эта руна означает воду, вообще все текучее, события, жизнь… А это — руна любви, союза… А это — это защита, но такая… Как бы тебе сказать… — прикусила губу, задумалась на секунду. — Вот падает тебе кирпич на голову, а голова оказывается крепче.
Аэниэ несмело хихикнула.
— Вот, — улыбнулась эльфка, — вроде и больно, но живой. А все вместе получается что-то вроде оберега. Ну и просто… Понимаешь, когда мне совсем паршиво, то лучше я себя покалечу, чем обижу кого-то из вас…
Аэниэ вгляделась в глаза эльфки — сейчас влажно блестящие, а цвета не разобрать, ведь всего-то света — от одинокого фонаря за окном… Девочка склонилась и бережно, ласково прижалась губами к тонким белым шрамам.
— Слушайте сюда! Сейчас мы… — Лави пыталась перекричать шум и сообщить свите о том, что планы на сегодняшний день изменились. Свита пыталась почтительно внимать, но это было не так-то легко сделать: место Лави выбрала не самое удачное — фойе первого этажа, рядом с дверью на улицу и коридором к кабаку и ярмарке. Народ носился туда-сюда, звал друг друга, перекрикивался, откуда-то доносился вой терзаемой гитары, охранники снова ввязались в ругань по поводу чересчур громко хлопнувшей двери — виновник не желал молча сносить оскорбления и огрызался. — Да блин, слышно меня или как? Мы…
Аэниэ старалась не отвлекаться и вслушиваться, но от дверей по ногам тянуло холодом, да еще из коридора, находившегося как раз за спиной Лави, внезапно вышел самый настоящий отряд: не меньше десятка девушек и парней, все в одинаковых черных одеждах с белой звездой на груди, в тяжелых черных же плащах, с мечами у пояса, с простыми металлическими венцами, охватывающими длинные распущенные волосы. В центре отряда с видом королевы шествовала высокая тонкая женщина, тоже облаченная в черное, но благодаря роскошным огненно-рыжим волосам выделявшаяся, как экзотический цветок. Короткие пламенеющие кудри обрамляли квадратное лицо с резкими чертами; но ни почти сросшиеся на переносице густые брови, ни тяжелая нижняя челюсть не отнимали у этого властного лица странного, притягательного обаяния. Королева проплыла мимо, даже не взглянув в сторону маленького сборища, а Аэниэ все продолжала смотреть ей вслед.
— Эй, эй, полегче! — внезапно раздался возмущенный вопль Чиарана, и Аэниэ увидела, что Нэр и Дарки помогают Лави подняться, а Чиаран с разгневанным видом наступает на кого-то из черного отряда. Точно определить пол этого создания было довольно трудно — плащ и просторная туника скрывали фигуру, а нежное овальное лицо с правильными, хотя и немного смазанными чертами могло принадлежать как юноше, так и девушке. После некоторых колебаний Аэниэ положила для себя считать это существо парнем — пока не будет доказано обратное.
Видимо, этот парень толкнул Лави, и сейчас, в ответ на крик Чиарана и негодующий взгляд успевшей подняться эльфки, приостановился и слегка наклонил голову:
— Прости.
— Ага, сбил с ног, и — прости?! — Лави повела плечами, изогнулась, пытаясь заглянуть себе за спину, — Плащ хоть не порвал, варвар?
Высокая женщина обернулась, прищурилась…
— Аданэт. — негромкий голос уверенно прорезал окружающий шум.
Умолкнув на полуслове, Лави медленно повернула голову. Сглотнула и так же негромко произнесла:
— Высокая…
Полные губы женщины растянулись в легкой усмешке, которая, впрочем, ничуть не затронула ее серых холодных глаз:
— Не стоит так кричать, Аданэт. Он не нарочно.
Лави промолчала, глядя на нее исподлобья, а она продолжила:
— Атанамир, ты попросил прощенья у леди?
Свита эльфки так и вскинулась, но сама девушка, к огромному удивлению Аэниэ, не сказала ни слова и даже не шелохнулась.
— Да, Высокая. — склонил голову Атанамир.
— Тогда пойдем.
Парень поспешно занял свое место.
— Намариэ, Аданэт. — не дожидаясь ответа, женщина повернулась и продолжила путь. Черный отряд сомкнулся вокруг нее.
Лави несколько мгновений смотрела им вслед, затем встряхнула головой и резко отвернулась.
— Итак, о чем это мы? Ага, значит…
Аэниэ разбирало любопытство: кто же эта женщина, которая посмела назвать Лави «леди» — и не получила гневной отповеди? Почему Филавандрель так на нее смотрела — гремучая смесь ненависти, злости и — тоски? Подумав немного, девочка решила, что у самой Лави спрашивать об этом не стоит, и тихонько пихнула в бок Зю:
— Слышь… А что это за дама была?
— А ты не знаешь, что ли? Тар-Анкалимэ…
Еще одна легенда тусовки, о которой девочка слышала, но никогда не видела. Королева Тар-Анкалимэ, апологет Нуменора, основатель одноименного клуба — самого закрытого и элитарного из всех закрытых и элитарных. Писательница и критик. Ее мало кто любил, но все уважали. Никто не знал текстов Профессора лучше ее — говорили, что она наизусть помнит двенадцатикнижие, и ходили слухи, что в Англии ей позволили ознакомиться с еще неопубликованными работами. Обладательница сильного, редкостного по красоте голоса, она нечасто пела на общих концертах, но уж если вдруг снисходила — давка была обеспечена. Обычно Королева ограничивалась квартирниками для ближайшего окружения, и попадали на эти маленькие концерты только по ее личному приглашению.
— Круто… — пробормотала восхищенная Аэниэ, — значит, Лав и ее знает…
— Лави всех знает, — отозвалась Зю, — только про эту лучше с ним не говорить.
— А чего так?
— Ничего… Просто не надо. Не к ночи будет помянута, да не уподобимся, и все такое… — на этом Зю остановилась и дальше хранила многозначительное молчание.
Аэниэ прикинула, не подойти ли все-таки к Лави, но посмотрев на лицо эльфки — та с отсутствующим видом уставилась в пол — решила, что лучше повременить. Хотя — может быть, кто другой проговорится… "Сплетничать-то все любят…"
Планы на день были ясны. Лави и большая часть свиты ушла на семинар по игротехнике, кто-то отправился в кабак, начихав на все семинары оптом и в розницу, а Аэниэ ждала литературного семинара. Чтобы убить время, девочка вертелась в коридоре второго этажа и читала — а тут было что почитать…
Почти всю левую (если смотреть от лестницы) стену занимали листы бумаги — большие и маленькие, исписанные, изрисованные, в клетку и в линейку, посаженные на скотч или — о ужас! — на клей. Организаторы, справедливо опасаясь, что от нехватки бумаги и избытка чувств народ вскоре начнет писать прямо на свежепокрашенных стенах, сделали благое дело — повесили огромный лист ватмана.