Она еще ничего не знала о всаднике — кто он, откуда, как зовут? Но сердце, вдруг сорвавшееся с привычного ритма, бешено выстукивало одно слово: он. Потупившаяся девушка хотела — еще раз взглянуть в лицо конника, но длинные густые ресницы не поднимались, будто отяжелели. «Господи, благодарю тебя», — шептала она про себя. Почему она благодарила бога и почему именно всадник был «он», вчерашняя гимназистка не знала.
Случившееся было явлением для нее. Она не знала, и что оно принесет ей в жизни — ответное чувство, радость, счастье, а может быть, напротив, отвергнутую любовь, горе, но что всадник ее судьба, учительница не сомневалась. К ней пришла пора любви, она должна найти своего избранника. Но почему именно теперь, сейчас, почему именно как в сказке он должен явиться из тридевятого царства в буквальном смысле? Мария не в состоянии была это объяснить ни себе, ни тем более окружающим.
За спиной зашушукались, задвигались дети. Это вывело ее из оцепенения. Но вместо того чтобы унять не в меру ожившую детвору и усадить всех по местам, Мария Алексеевна попросила:
— Ну что же вы ребята, приглашайте товарища в школу.
Гость видел, что своей просьбой учительница пытается скорее избавиться от внезапного смущения. Но в чем причина смятения? Может ее отец, брат или муж воюют за кадетов, и она испугалась? Однако сметливым глазом разведчика он не заметил ее испуга. Точное определение состояния девушки — смущение. От этого открытия он сам почувствовал как влажнеет кожа над верхней губой над бровями.
Окно чуть не доверху заполненное смышлеными рожицами загудело.
— Заходите дядя!
Но всадник оставался на коне. Мария Алексеевна отодвинутая в глубину класса, с любопытством и непонятной для себя тревогой подумала, что он может так же неожиданно, как появился, исчезнуть. Неужели он не из полка, который утром вошел в хутор на отдых? Пересиливая нестройный ребячий гомон, она спросила:
— Вы из полка?
Всадник кивнул. Это придало ей смелости.
— Расскажите, что там на фронте, как Царицын.
Но всадник неожиданно смутился и стал объяснять, неторопливо подбирая слова:
— Я говорю по-русски плохо-плохо. Я серб.
— Серп, — засмеялись ребятишки. — Мария Алексеевна, он серп, которым хлеб жнут!
Незнакомец нахмурился, а когда понял объяснение учительницы, тоже засмеялся и великодушно пояснил:
— Вы на Дону казаки, а мы в Сербии сербы. Уразумели? — И совсем по-домашнему подмигнул: — Серп — для контрреволюционных сорняков. — Лихо выхватив шашку, он со свистом рассек воздух.
В это время прозвенел звонок, и школьники, собрав книжки и тетрадки в холщовые сумки, с гвалтом и смехом, словно юркие чижи, выпорхнули на улицу. Когда учительница вышла на крыльцо, незнакомец уже спешился и, простреливаемый восхищенными и завистливыми взглядами казачат, поправлял на себе портупею, бинокль, черные ножны шашки. Увидев учительницу, он извинился, что помешал закончить урок.
По улице шли шумной гурьбой. Впереди красный кавалерист и учительница, а за ними ребята. Они вели на чембуре гнедого.
— Мне дорого видеть вас. Я долго-долго не был в школе, — задумчиво сказал он, потом уже веселее добавил: — Я слышал, дети зовут вас Мария Алексеевна. Но вам мало-мало лет. Вы просто Маруся, Марийка.
Мария Алексеевна смутилась и произнесла:
— Я вовсе не учительница, а гимназистка.
— А почему учите? — полюбопытствовал он.
— Учитель сбежал с кадетами, — просто ответила она и вдруг спросила — А как вас зовут?
— Когда записался в Красную Армию, назвал себя Алексой. Так делали многие, чтобы дома родным не было плохо. Теперь не боюсь. Сказал, что я Иван сын Тома. Записали Иван Антонович. Так мало кто зовет. Больше — товарищ Дундич. Старшие — Ваней.
Тонкий в талии, подтянутый, он выглядел не только что пришедшим с переднего края, а давно отдыхающим в этом маленьком тыловом хуторе. Его аккуратность, неторопливая речь с сильным акцентом, добрая улыбка — все это, как снимает солнце с утренней травы росный налет, снимало с нее остатки смущения. Ей почему-то стало легко и весело, будто она узнала бог весть какую тайну. Мария Алексеевна лукаво поглядела на спутника и спросила:
— А мне как называть вас?
Он уловил ее лукавство и, словно бы подыгрывая девушке, великодушно разрешил:
— Как вам нравится.
Возле своего дома Мария хотела попрощаться с Дундичем, но он сказал, что как раз в этом доме разместился штаб полка, в который его назначили заместителем командира.
Двор Самариных, просторный, с добротными постройками, но несколько запущенный, нырял в леваду, отделенную валом от заросшего осокой ставка. Дом с высокими низами, опоясанный балясинами узкого балкона, глядел четырьмя большими окнами на улицу. Увенчанный флюгером над железной крышей, он горделиво возвышался среди хуторских построек.