— Мама, бабуля! Юра приехал! — и побежала навстречу.
Юра в нерешительности остановился. Оля подбежала, схватила его за руку и потащила за собой во двор. Юра едва успевал за ней.
На крыльцо выбежала высокая молодая женщина с тугими черными косами. Она приветливо улыбалась. Следом за ней на крыльце появилась полная, небольшого роста пожилая женщина, очень похожая на Ивана Бондаренко.
Оля, как и взрослые, радовалась приезду Юры. Повернувшись к матери и бабушке, она торопливо говорила:
— Это же Юра, Юра приехал, ты же ведь Юра, правда?
— Правда, — несмело подтвердил он и, окончательно смутившись, тихо добавил: — Я от дяди Вани приехал. Он привет всем передавал.
Женщины бросились к нему. Они обнимали, целовали, перебивая друг друга, расспрашивали про Ивана. Оля стояла в стороне и во все глаза смотрела на Юру.
Вдруг женщины спохватились, разом охнули и торопливо повели Юру в дом. Усадили за стол и стали угощать отварным мясом, яйцами, холодным молоком.
Юра проголодался, но ел несмело, медленно разжевывая еду. Женщины молча смотрели на него. А когда он поел и выпил кружку молока, его снова спрашивали про Ивана. Как он там себя чувствует, не ранен ли, когда приедет домой?
Вечернее солнце опускалось уже за крыши, когда с работы вернулся старший Бондаренко. Михалыч, как называла его Олина бабушка, вошел во двор, щелкнул запором калитки. Юра с Олей сидели на крыльце и разговаривали. Вернее, говорил один Юра. Он повторял рассказ о ее отце.
Когда дед ближе подошел к ним, Оля дернула Юру за рукав:
— Гляди, дедушка наш пришел… Дедуль, а это Юра приехал.
Юра встал навстречу. Михалыч тихим, спокойным голосом, словно удивляясь, произнес:
— Так вот ты какой, Юра Подтыкайлов? — и как взрослому протянул ему руку. — С прибытием тебя. Устал небось?
— Нет-нет, что вы! Я с бойцами ехал, всю ночь и все утро спал.
— Дедуль, ты не спрашивай Юру про папу, хорошо? Я тебе сама все-все расскажу, ладно? А то бабушка с мамой просто замучили его.
— Там видно будет, — уклончиво ответил дед и направился в дом. В дверях он обернулся, сказал просто, доброжелательно: — Я, Юра, быстренько умоюсь с дороги, и мы потолкуем с тобой…
Дед прикрыл за собой дверь.
— Юра, пойдем погуляем? Я тебе город покажу, нашу школу. А то у меня настроение такое… Не очень, понимаешь?
Юра прислушался, как дед громыхал в сенях рукомойником, и отказался:
— Нехорошо получится, — сказал он тихо, но твердо. — Ему про дядю Ваню узнать хочется, а я уйду. Нечестно будет, обидится.
— Вообще-то ты прав, — вздохнув, согласилась Оля. — А потом сходим, ладно?
— Потом можно.
Некоторое время они сидели молча. Вскоре Оля не выдержала молчания:
— Ты книги любишь читать?
— Люблю. Особенно сказки.
— Я тоже сказки люблю. С ними хорошо мечтается.
Она снова печально опустила глаза. Юра чувствовал, что ее все время что-то тревожит, волнует.
— Что с тобой?
— Ничего.
— А почему до меня плакала? Обидел кто-нибудь, да?
Оля нахмурилась, опустила голову… Вдруг повсюду завыли тревожные гудки. Оля вскочила.
— Воздушная тревога!
Подбежала к окну!
— Мам, идем!
Повернулась к Юре:
— Мы у соседей в подвале прячемся, когда фашисты бомбят. А дедушка в своем погребе. Идем с нами, места хватит.
Юра не знал, что ответить, но почему-то решил, как дед скажет, так он и сделает.
Послышалась частая стрельба зениток и сразу приближающийся гул самолетов. Из дома торопливо вышла Катерина. Взяла за руку Олю, позвала с собой Юру. Но появившийся следом дед сказал:
— Ты, Катерина, иди с внучкой, а мы с Юрой в своем погребке пересидим, о жизни потолкуем. Так что идите, идите.
По шаткой крутой лесенке, вслед за Михалычем Юра спустился в погреб. Пахло сыростью. Дед засветил свечку, и Юра увидел маленький столик, прижатый к стене, рядом стояла коротенькая дубовая скамеечка, едва вместившаяся сюда.
Вдвоем уселись на скамеечку.
— А почему бабушка не идет? — спросил Юра.
— Она не спускается. Сколько раз объяснял ей, что пуля — дура, шлепнет — и поминай как звали! Она и слушать не хочет. Меня гонит, а сама не идет! Да и трудно ей спускаться, на сердце жалуется… Ну, Юра, расскажи про сына, время у нас теперь имеется, говори по порядку, не спеши.
Дед закурил, привалился боком к столу, уставился в одну точку и, слушая, медленно и глубоко затягивался дымом…
Где-то совсем рядом вздрогнула, загудела земля. Взрывы бомб, стрельба зениток, надрывный самолетный гул — все смешалось воедино.