Офицер стоял рядом. Слушал, улыбался. Ему нравилось, как русский дед ругает своего внука.
— Вот неслух! Прямо беда. Хоть убей, а он все жрать просит. У вас там, господин офицер, поесть не осталось? Накормить бы паршивца и домой отправить, темнеет уже.
— Кушать? Ха-ха-ха… Хитрый мальщик. Иди к свой мамка, кушай ремень. Ата-та, ата-та. — И, довольный, пошел к крыльцу.
Дед зло сверкнул вслед глазами.
— Наелся?! Сюда больше носа не показывай. И передай своим — держитесь подальше… Да, чуть не забыл, по дороге отдашь Федоту чайник. Вон Федот на крыльце сидит. Скажи, дед Остап запаял, может пользоваться. И потом это… все расскажешь ему. Он поймет. И провизией поможет. Ну, с богом!
И дед легонько подтолкнул Юру вперед.
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
Федот сидел на крылечке и курил. Рядом сидела старенькая мать. Ее белый платок хорошо виднелся на фоне темнеющего неба.
Юра поздоровался, отдал чайник.
— Спасибо, — поблагодарил Федот. — А ну, маманя, налей водички в чайник, проверь, не течет ли?
Бабка нехотя поднялась, взяла чайник и покорно удалилась в дом. Юра заметил, что у Федота нет обеих ног.
— Не удивляйся. Я уже привык. В четырнадцатом году на германском фронте оставил. Как видишь, выжил. И не зря. Опять с ними встретился, но им это даром не пройдет.
Федот говорил громко, без всякой опаски. Юра невольно оглянулся на калитку.
— А ты не оглядывайся, я их не боюсь. Видишь? — Он сделал быстрое движение, и при тусклом свете луны Юра увидел в его руках противотанковую гранату.
— Понял, что я для них припас? А ты чей будешь-то? Я тебя раньше здесь не примечал. Пришлый, что ли?
Юра замялся. Федот дружелюбно пригласил его присесть. Юра сел рядом и откровенно рассказал, кто он и зачем пришел в село.
— Теперь понятно, — произнес Федот. — Мамань, а мамань, где ты там пропала?
— Иду, иду. Чего тебе?
— Ты это… заверни-ка чего-нибудь. Ну, сальца, хлебца, картошечки.
Мать возмутилась:
— Который день заворачиваю, а что сами есть будем?
— Не жадничай, маманя, — ласково сказал Федот. — Если не помогать, кто же фрицев бить станет? Ты — старая, я — калека. Мы как-нибудь перебьемся, добрые люди помогут.
Мать в сердцах махнула рукой. Глядя ей вслед, Федот произнес с гордостью:
— Старуха у меня мировая. За восемьдесят перевалило, а смотри, какая шустрая и сердце доброе. Уважаю таких, а ты?
Юра согласился, но внимание его больше привлекла граната. Он погладил ее, подержал в руках и просительно глянул на Федота. Тот понял, о чем думает Юра, и резко крутнул головой:
— Не дам! У меня с фрицами свои счеты. Выберу момент и шарахну. А вот этими поделюсь.
Он оперся руками о крыльцо, перенес свое тело в сторону, вынул небольшую дощечку, и Юра увидел несколько «лимонок».
— Держи, своим передашь, — Федот протянул две «лимонки». — Мне их один капитан оставил. Его солдаты на носилках несли. Нога осколком раздроблена, а он сам норовил идти…
Рассказывая, Федот вставил на место дощечку и снова перенес себя на нее. Юра взял гранаты, сунул за пазуху и сразу ощутил неприятное прикосновение холодного металла.
Появилась мать, спросила:
— В чем, Федотушка, дать-то? Все корзинки и ведра роздали. Последнее ведро осталось. Как хочешь ругайся, его не дам.
— Возьми на погребе мешок, для этого дела пойдет.
Мать ушла. Федот протянул Юре расшитый кисет:
— Ребятам от меня. Лет десять, как память, храню. Жена вышивала. Зимой простыла, врачи спасти не сумели… — Он покопался в кармане, вытащил помятую газету. — Ее тоже прихвати, пригодится.
Вернулась мать. В руках небольшой узкий мешочек с картошкой, салом, хлебом.
— Порядок, — одобрил Федот и, прощаясь, сунул Юре два сухаря. — Возьми, на черный день пригодится. Может, вспомнишь когда безногого Федота. Ну, бывай здоров! — и крепко пожал руку…
Огородами Юра направился к лесу. Стал поджидать своих в условленном месте. Первым появился Рахматулин. Сложив ладони, трижды прокричал совой. Появились остальные. Юра подробно рассказал о встречах в селе и передал Прохорову мешок с провизией, кисет с табаком и газету.
— Дед прав, — выслушав Юру, решил Бондаренко. — Надо уходить. А ты молодец!
Он обнял Юру и, почувствовав что-то твердое, спросил:
— Что это у тебя за пазухой?
— Гранаты.
— Гранаты?! — не поверил Бондаренко.
— А ну, покажь! — загорелся Прохоров и, не дожидаясь, когда Юра достанет, потрогал через рубашку. — Ого, две штуки!
Юра достал одну, протянул Бондаренко.