— Добре, хозяин. Благодарим.— Заметил тревожный взгляд старосты: — А вы будьте спокойны. Через час-другой мы уйдем, — и поскакал, оставив старосту ошеломленным от радости.
— Вот те и партизаны...— пробормотал он.— Вот те и бандиты! Побольше бы таких...— И уже своему писарю громко: — Афанасий, скажи мужикам, пущай не прячутся. Партизаны с миром пришли...
Хоть и жестоко наказали колчаковцы харитоновцев, однако их примеру стали следовать и некоторые другие сельские управы: коли красные не причиняют богатым сельчанам особого зла, зачем кровопролитие? Лучше отдать им, что требуют.
Но, конечно, таких находилось не много. Поэтому партизанам приходилось почти все брать с боя.
Вот и сегодня, после осмотра трофейного табуна, Колядо созвал в своем временном штабе — в доме бывшей сельской управы — партизан на совет. Готовилась серьезная операция — налет на отряд капитана Гольдовича. Из многих сел и деревень то и дело приходили сообщения о зверствах этого карателя, о массовых убийствах ни в чем не повинных людей. Решили — довольно! Надо уничтожить Гольдовича, дать людям вздохнуть. Пусть видит народ, что и такие крупные силы врага уже не страшны партизанам.
— Вчера Гольдович стоял в Андроновой,— говорил Костя.— На днях, не знаю, насколько это верно, должен двинуться в Черемшанку.
— Хорошо,— кивнул Колядо.— Туда и пойдем. Только, Костик, поточней узнай, щоб усе наверняка было...
На крыльце вдруг поднялся какой-то шум.
— Шо там такое? — вскинул брови Колядо.
— Сейчас узнаем.
Костя встал, и, только хотел идти, дверь распахнулась и караульный ввел двоих: высокого плечистого мужика, обросшего черной кучерявой бородой, и мальчишку в старом картузе, из-под которого торчали длинные белые космы. Костя так и ахнул:
— Да это же Космач! Вот так гость! Пришли?
Артемка вместо ответа бросился к Косте и повис у него на шее. Этого Костя не ожидал и слегка смутился, подмигнув Колядо.
— Дружок мой, Космач...— И уже Артемке: — Ну, ты того, брат... Не девчонки же мы с тобой...
Артемка выпустил шею Кости и вдруг сам покраснел,
— Смутил хлопца,— засмеялся молодой чубатый партизан, что полусидел на краю стола.
Артемка бросил на него смущенный взгляд. Партизан был широк и крепок. Над высоким лбом чудом держалась серая высокая папаха с алым бантом наискось. На могучих плечах, словно прилипла, вырисовывая крепкие мышцы, кожанка, перехваченная ремнем и портупеей с шашкой и наганом. Серые военные брюки были заправлены в мягкие сапоги с блестящими шпорами. Вся его фигура с ног до головы так и кричала о силе и ловкости. Все это увидел и отметил Артемка в какие-нибудь две-три секунды, пока партизан говорил.
Костя хлопнул Артемку по плечу:
— Ничего. Свои люди... Ну, знакомься,— и кивнул в сторону чубатого.
Тот пружинисто оттолкнулся от стола, шагнул к Артемке, широко улыбаясь, протянул ладонь-лопату.
— Як зовут-то?
— Артемка. Карев.
Ответил ему в тон:
— Федор. Колядо.
— Колядо?! — изумленно воскликнул Артемка.— Сам Колядо?
— Эге ж, хлопчик. Собственною персоною. А шо — не похож?
— Похож, похож,— заторопился Артемка, не спуская с него глаз.
Колядо усмехнулся:
— Ну, раз похож, значит, усе в порядке.— И уже к Суховерхову: — Сидай. Рассказывай, кто и зачем.
Суховерхов коротко рассказал историю их отряда, о том, что пришли они теперь к Колядо, чтобы вместе воевать.
— А где отряд?
— За селом. Мы разведать пришли. Всякое бывает. И напороться можно.
Колядо слушал, спрашивал и снова слушал. А Артемка рассматривал его. И он нравился ему все больше и больше: и черные брови, что круто сошлись на переносье, и живые, с веселой искоркой карие глаза, и белозубая улыбка, и даже нос с горбинкой. Он, этот нос, казалось, и придавал Колядо смелый и лихой вид.
— Шо вам сказать? — произнес Колядо, выслушав Суховерхова.— Молодцы хлопцы! Нам такие подходят! Як вы думаете? — обернулся к товарищам.
— Подходят!
— Чего там!
А один, сухой и длинный, сказал:
— Я Неборака знаю. Толковый мужик. С таким в огонь и в воду идти не побоюсь.
Колядо улыбнулся Суховерхову тепло, дружески.
— Бери, Илья, любого коня у коновязи и скачи за хлопцами.
Суховерхов кивнул и торопливо вышел. Колядо перевел взгляд на Артемку.
— А ты шо притих? Рассказывай, як воюешь, яки подвиги свершив?
Артемка смущенно заулыбался:
— Какие там подвиги...— и взглянул на Костю.
Тот стоял опершись о стену, хитро поблескивая глазами.
— Не стесняйся, Космач. Подвиги есть... Расскажи, как меня карателям выдал...
Партизаны захохотали, а Артемка нахмурился, посерьезнел, другое вспомнил. Взглянул на Колядо, тихо произнес:
— Тебе да Косте поклон от Лагожи... Схватили его бандюки.
Костя рванулся к Артемке:
— Что?!
— Схватили.— И рассказал, как было дело, как Лагожа бросил ему сверточек, как били его каратели.
В избе стало тихо. Исчезли улыбки, партизаны сидели строгие, суровые — Лагожу здесь знали многие.
— Где той сверточек? — прервал тишину Колядо.
— У Неборака.
Колядо прошелся по избе:
— Да, новость... Як обухом по голове. Жаль деда, аж сердце болит.— Остановился против Кости, который угрюмо смотрел в окно.— Ты погоди, Костик, кручиниться. Если не расстреляют сразу, освободим. Успеем.
Сердце у Артемки радостно дрогнуло: «Может, и маму вызволит Колядо?» Спросил об этом трепетно. Колядо кивнул.
— И ее. И всех! — Потом к Косте, к партизанам: — За дело, хлопцы.
Мужики разом поднялись, двинулись к дверям. Костя полуобнял Артемку.
— Ты, Космач, давай пока знакомься, осваивайся у нас, а я пошел. Скоро увидимся.
Артемка кивнул:
— Хорошо. А где я жить буду?
Костя удивился:
— Как где? Со мной, конечно! Вечером покажу. Идет?
— Ага!
Костя пошагал к коновязи, легко вскочил на коня и ускакал куда-то. Артемка не успел оглядеться, как столкнулся лицом к лицу с Гусевым, Спирькиным отцом.
— Вот так встреча! — воскликнул дядя Иван.— Каким ветром занесло тебя к нам?
— И Суховерхов теперь тут. Мы целым отрядом пришли к Колядо. Воевать вместе будем.
— Что ты говоришь!— совсем обрадовался Гусев.— Ну, теперь наших, тюменцевских, полно. Идем-ка, брат, к нам в гости.
Дядя Иван стоял на квартире в большом кулацком доме, брошенном перед приходом партизан. Теперь в нем жило человек двадцать. Здесь Артемка встретил много односельчан, и среди них соседей — Степана Базарова и Василия Корнева. Мужики повеселели, увидев Артемку, разговорились о Тюменцеве, о семьях.
Корнев вздохнул тяжело:
— По дому стосковался — жуть. Вдарить бы на Тюменцево! Дрался бы как зверь...
Вздохнул и Гусев:
— Это бы хорошо... Разговор идет, будто Колядо готовится идти туда... Как там сейчас?
Артемка сказал, что недавно побывал в Тюменцеве, что видел и жену его, и Спирьку. Живы-здоровы. Скучают о дяде Иване. Гусев просиял весь. Вскочил, прошелся по горнице.
— Спасибо, спасибо, друг! Вот обрадовал, вот утешил! Прямо тоску с сердца снял.— Засуетился, чайником загремел, в сумку полез.— Садись, чаем угощу. С сахаром!
Погостив на славу у односельчан, Артемка пошел обратно, к центру села. Всюду тихо, спокойно, будто и не стоит здесь большой партизанский отряд. На улице играют ребятишки, мирно поскрипывает где-то журавель, гремит цепь, у дворов то тут, то там о чем-то судачат и смеются женщины. Вышли на солнышко старики, курят злой самосад и щурятся, будто коты на припеке. Артемке дивно глядеть на все это. Вспомнил бубновский отряд, шум, гам, пьянки, песни, драки — поморщился. Хорошо, что кончили с ним!
К полудню на площади стало оживленнее. У коновязи стояло десятка два оседланных коней, на крыльце штаба разговаривали и смеялись партизаны. Дверь хлопала беспрерывно: то и дело входили и выходили и партизаны, и сельчане. Одни чуть ли не бегом, другие степенно, медленно — у кого какое дело.