— Нету. Нетути беляков, человек хороший,— захлебываясь скороговоркой, ответил мужик.— Одне партизаны, добрые хлопцы...
— Партизаны? — обрадовался Костя.— Не знаешь, чей отряд?
— Не знаю, человек хороший... Партизаны. Добрые такие хлопцы...
Костя подозрительно посмотрел на мужика: что-то юлит он, что-то скрывает. Ишь, глаза как бегают от одного разведчика к другому, будто ждет удара. Неспроста, видать, боится их, партизан. А что Костя и ребята — партизаны, сразу видно по лентам, что алели у каждого на шапках.
— Что-то, дядя, ты мне не нравишься, не иначе, хитришь.
Мужик снова бросился на колени:
— Правду говорю, как на духу... Партизаны... Смилуйтесь...
Тут уж два разведчика не вытерпели, подхватили мужичонку под руки, легко поставили на ноги.
— Еще раз кинешься на колени — по шее получишь,— пообещал Иван Бушуев.— Ты толком все рассказывай, а не завинчивай нам мозги.
— Я как на духу... Правду баю... Партизаны... Примчались и ну всяких там большаков стрелять... Избы их жечь... Славные такие хлопцы...
У Кости от возмущения щеки вспыхнули.
— Ты кто: дурак или гад? Ты что на партизан брешешь? Да разве партизаны — бандиты? Партизаны сами большевики да сочувствующие им! Чего же ты плетешь, да еще хвалишь: «добрые хлопцы», «славные робята!»
Наконец в глазах мужика появилось какое-то осмысленное выражение, он открыл рот, постоял так и неожиданно заплакал, укрыв лицо грязными жесткими ладонями.
— Простите, робята... Простите... С перепугу...— выдавливал он.— Совсем свихнулся... И вас было принял за тех...
Он немного успокоился, рассказал.
Два дня назад, утром, влетел в село конный отряд. Сельчане выбежали встречать — думали, партизаны, потому что все были одеты в крестьянское, а те вдруг принялись грабить, сечь, издеваться, сожгли несколько изб, расстреляли пятерых мужиков.
— Ушли они, проклятые, или нет — не ведаю. Как убежал, так два дня и не вылазил с заимки„. Вас увидел — испужался. Думал, те разыскивают...
Появились еще двое крестьян, потом несколько плачущих женщин с малыми детьми. Они дополнили рассказ подробностями, от которых у разведчиков мурашки забегали по спинам.
— Ну, хлопцы,— обратился Костя к разведчикам,— надо пробраться в село и узнать все до точности.
Артемка сразу встрепенулся:
— Я схожу. Мне легше...
Костя минуту подумал, потом решительно:
— Хорошо, Космач. Иди. Будь осторожен...
Артемка снял кожанку, под рубаху, как в прежние времена, пристегнул браунинг и быстро пошел к селу. До Мезенцевой было полторы-две версты. Это — степью. А если идти речкой, все три. Артемка пошел берегом. Это была родная Черемшанка, только здесь поуже да поторопливей, чем в Тюменцеве.
Артемка шел узенькой тропинкой, пробитой скотом и петлявшей среди раскидистых кустов черемухи, калины и ветел. Он то и дело вспугивал белощеких щеглов, писклявых синиц и красноголовых чечеток. Птицы близко подпускали Артемку, будто дразня его, но он шел, не обращая внимания на них.
Вот и первый огород, с еще не убранной картошкой. Несколько времени Артемка всматривался через огород в захудалый двор: никого. Будто и нежилая изба. Сидеть в кустах было бесполезно, и Артемка стал пробираться краями огородов к видневшемуся проулку. Добрался — тоже никого. Лишь где-то дальше, на соседней улице, промчались три или четыре конных. «Они! — мелькнула мысль.— Надо туда, иначе и не узнать ничего».
Теперь он шел уже вверх по проулку к той самой улице: настороженный, чуткий.
Где-то занялась многоголосая песня. Смолкла. Потом вспыхнула другая, совсем близко: через пять-шесть дворов. «Напились самогонки, теперь дерут глотки».
Так Артемка миновал две улицы и не встретил почти никого. И только близко к площади увидел несколько группок мужиков, перекрещенных пулеметными лентами, с винтовками, шашками. Одни что-то грузили на подводы, другие стояли, разговаривали, хохотали. Можно было уходить. Но как уходить, если неизвестно, что за отряд, сколько в нем человек? Идти прямо по улице мимо бандитов? Страшновато. Однако Артемка все-таки пошел. Вот и они, с цигарками, гогочущие, с красными пьяными мордами. На Артемку не обратили внимания, лишь один с узлом в руках сердито цыкнул:
— Пшел отседа, щенок. Не мешайся...
У сельской сборни бандитов было много. Здесь же стояли их кони и телеги. Отряд, по приблизительному подсчету, состоял из ста двадцати — ста пятидесяти человек. И у всех винтовки, а кое у кого на поясах болталось по две-три гранаты. Пока Артемка считал да рассматривал бандитов, сзади послышался пьяный хохот и говор: из-за угла вывалилось человек пять парней. Артемка инстинктивно отпрянул к забору, но тут же услыхал удивленный голос:
— Ребята, да это, никак, Артемка Карев! Эй, ты, подь сюда!
Сердце у Артемки бешено заколотилось: он узнал Кешку Хомутова. Тот уже бежал навстречу:
— Он! Честное слово, он! Эй, братва, Аким, хватайте его, Бубнов за такой подарок ведро самогону поставит.
«Что делать, что делать? Через эту компанию не прорвешься. Вон уже и Кешкины дружки бегут, а Аким Стогов даже шашку выхватил. К площади бежать — глупо. Там сразу схватят. Стрелять? Одного убьешь, другие тебя пристрелят. Что делать?» И Артемка, больше не раздумывая, подпрыгнул, ухватился за верх довольно высокого забора, стал подтягиваться. Но Кешка успел подбежать и ухватился за Артемкину ногу.
— Э, нет, шалишь, не уйдешь, собака! — и стал тащить Артемку.
Дрыгнул ногой — крепко держит Хомутов, не вырвешься. Сейчас другие подбегут, и тогда конец Артемке Кареву. Стащат, убьют! «Пропал, как дурак, пропал!» — ударили злые слезы. Он повернул голову, скосил глаз на Кешку; тот, красный от натуги, орал:
— Отцепляйся! Отцепляйся, гнида!
Страшно Артемке и обидно, что вот так глупо попал в руки врагов. Решил хоть чем-нибудь отомстить напоследок Кешке и сунул ему в лицо другой ногой. Кованный интендантом дядькой Опанасом каблук пришелся Кешке как раз по гнилым зубам. Он всхлипнул, будто подавился, и выпустил ногу.
Этой секунды было достаточно, чтобы Артемка перелетел через забор.
— Э, раззява! — ругнул Кешку подбежавший Аким. — Беги, ребята, в обход, а мы через калитку. Далеко не уйдет.
Артемка несся по огородам к реке. Один огород, другой, третий... «Да где же река?»—с ужаеом думает Артемка, слыша, как сзади бухают сапоги бандитов. Еще один двор, еще один забор. Артемка перевалился через него с ходу. «Ага, река!»
Преследователи заметно поотстали, а увидев, что Артемка уже почти у приречных кустов, поняли: не догнать. Тогда Кешка сорвал винтовку, выстрелил. Пуля пискнула где-то близко, возле уха. Грохнул второй выстрел. Артемку будто кто огрел железным прутом по спине. Он вдруг остановился и рухнул на землю. Но тут же вскочил и одним броском вбежал в заросли. Спрятаться! Немедленно спрятаться! Куда? Глаза лихорадочно искали укрытия. Увидел под берегом нависшую над самой водой корягу. Спрыгнул в студеную воду, подобрался под корягу, застыл там.
И в ту же минуту почти над головой затопали сапоги.
— Где же он? — раздался Кешкин голос.— Ищи в кустах. Далеко не убежит... Я его славно угостил.
Они лазили по кустам, кряхтели, ругались.
— Может, на тот берег ушел? — сказал Аким.
— Ерунда. Здесь где-то. Ищи.
И они снова принялись рыскать вокруг. Наконец Кешка выругался зло, досадливо:
— Ушел, сволочь, а? Жаль. Упустили из-под самого носа. Морду готов себе набить... Может, переберемся на ту сторону?
— К черту! Вода холодная... да и толку что? Он сейчас чешет вторую версту. Айда, вон и ребята назад повернули.
Они ушли.
Артемка еле выбрался из-под коряги на берег.
Как он шел, сколько времени добирался до заимки, не помнит. Двигался, как во сне. Сначала невыносимо болело плечо, бил озноб. Потом и боли не стало, и озноба. Только в голове, будто молотом, било: бум, бум, бум... Как шагнет, так и ударит молотком.