– Да уж знаю, – вздохнул все так же тяжело Домовушка. И вернулся к прежнему предмету нашего разговора: – Так что сладить с этой девкой мне не по силе. Ежели Лада скоро не проснется, поверь уж старому, – все в разор придет. И я уж не порядки, а беспорядки наводить буду. Каковой у хозяйки нрав, таковой и домовой. Так-то вот.
Я попытался поговорить с Лёней о нашем будущем. Должен отметить, что она общалась только с нами тремя – со мной, как с котом и давним знакомым, с Псом, как с собакой, а собак она любила, и с Домовушкой, как с наиболее близким (внешне) к человеку существом. За то время, что она прожила в нашей квартире, Домовушка еще ни разу не перекидывался в таракана.
Лёня на мои увещевания отреагировала своим обычным способом – обиделась и разревелась. Слов она не понимала или не хотела понимать, рыдала в голос и кричала:
– Ах, я вам мешаю! Я, что ли, виновата, что так вышло! Верните меня домой, к маме, чтобы я не мешала! Или давайте я уйду!
Домовушка после отозвал меня в сторонку.
– Ты это, Коток… Не надобно с нею беседовать. Делу не поможет, а напакостит токмо. Только досадливости в ней прибавится, а в квартире грязи.
Насчет «досадливости», как называл обидчивость Домовушка, не знаю. А вот грязи прибавилось, это точно.
Поэтому я не стал соваться не в свое дело, а вернулся к собственным делам. Дел же было множество.
Ворон закончил читать мне курс рунической магии, мы приступили к теории магионных полей и магионных потоков.
Я продолжал писать свои записки. Начинал я их для себя, для памяти, как заготовку будущих мемуаров, но скоро меня обуяла жажда увидеть сие творение опубликованным. Я стал тщательнее работать над словом, разбивал текст на главы, подбирая к каждой подходящий эпиграф и вообще стал более творчески относиться к своему произведению.
Небольшое отступление в скобках: почему я отступил от существующей традиции оформления эпиграфов, то есть подписываю те или иные высказывания не именами авторов книг, а именами персонажей, коим принадлежат эти высказывания.
А потому что мне, являющемуся не только автором, но и одним из основных персонажей этой книги, обидно.
К примеру, возьмем эпиграф к данной главе. Это ведь не Гофман, написавший жизнеописание кота Мурра, предпочитает жаркое хлебу, а сам Мурр! А Гофман, может быть, и вовсе предпочитал сдобные булочки или марципаны. Поэтому подписывать данное высказывание именем Гофмана нечестно и неправильно! Скобки закрываются.
Ворон, к счастью, в мои записки свой клюв не совал, ограничиваясь внешним наблюдением – чтобы я не «марал виршей». Поэтому стихи, если мне того хотелось, я писал только под покровом ночи, когда Ворон сладко спал на насесте.
Как уже отмечалось несколько выше, я много гулял.
И даже смог познакомиться с несколькими представительницами прекрасного пола своей породы. Моя давняя знакомая кошка-бродяжка исчезла с наших крыш и из наших подвалов. Век кошачий короток, и зигзаги судьбы неведомы. Если она погибла – в таком случае мир праху ее, думал я. Не мне проливать лицемерные слезы.
А меня забыли. Некоторые старики намекали, что я весьма похож на одного «малахольного», может быть, даже его потомок, – я на намеки не реагировал, делая вид, что не понимаю, о чем речь. Меня же малахольным никто уже не считал, и я пользовался успехом у зрелых кошек и молодых котов. Да и у стариков тоже – я вел иногда философские беседы о смысле жизни и миссии котов в этом мире, и скоро меня стали признавать разумным, более того – думающим представителем кошачьей породы.
Я стал вхож в бомонд, собиравшийся в то время в подвале второго подъезда. Это не было общество эстетов и интеллектуалов, скорее узкий мирок высшего света, сплетничающий и интригующий на манер салонных львов и львиц восемнадцатого века (помните «Школу злословия»?) Сам я на приемах больше помалкивал, то есть (следовательно) слушал, и за то меня любили.
Я пел серенады, ухаживал за кошками, даже дрался на дуэли – дважды. К счастью, такие опасные враги, как первый встреченный мною в нашем дворе кот, мне больше не попадались. Мои нынешние противники были молоды и слабосильны, и я легко справился с ними. А если совсем уж честно, то они не смогли выдержать даже и одного раунда и после предшествующего дуэли обязательного ритуала взаимного осыпания оскорблениями ретировались. А я с распушенным хвостом наслаждался плодами победы. То есть восторгами поклонниц.
Впрочем, оставим это – «у нас теперь не то в предмете»[17].
Недели и месяцы пробежали незаметно и не без приятности.
Однажды, проведя весьма бурную ночь с двумя моими знакомыми кошечками, я на рассвете возвращался домой, счастливый, усталый и голодный.
У двери я задержался, чтобы снять охранительные путы, наложенные с вечера. И был весьма удивлен, обнаружив, что заклятия сняты, дверь открыта, Пес дома отсутствует, а Домовушка, радостный, ставит тесто на пироги.
– Что случилось? – спросил я.
– Ладушка! – воскликнул он, счастливо улыбаясь, топорща свою бородку и подрагивая острыми ушками. – Проснувшись нынче! Моется!
– Но ведь еще две недели ждать!
– Так ведь срок был того… На глазок посчитанный! Перебдели!
ГЛАВА СОРОК ТРЕТЬЯ,
которая начинается хорошо, а заканчивается плохо
А так хорошо начиналось…
Выйдя из ванны, Лада уединилась в комнате с Вороном, чтобы выслушать подробный отчет о проделанной работе.
Мне позволили присутствовать.
Ворон, держа свои памятные заметки в правой лапе, левой балансировал на спинке кресла и хриплым голосом читал:
– «Пункт первый. Занятия с Котом. В соответствии с учебным планом». Тут мы идем даже и с опережением. Кот освоил руны в полном объеме, не путается и применяет их, насколько я могу судить, должным образом. Мне бы хотелось, чтобы ты его проэкзаменовала в ближайшие дни. А также провела с ним несколько лабораторных занятий по следующей тематике: «Определение напряженности магионного поля», «Изменение знака магионного поля», «Смешанные поля и их характеристики»…
– Потом, – твердо сказала Лада. – Не отвлекайся.
Ворон откашлялся и продолжал:
– «Пункт второй. Изучение событий, имевших место в мире и стране за прошедшие годы». Здесь мы не слишком успешны. Слушали по телевизору новости, кое-что записывали. Но мы были лишены возможности покупать газеты, как ты понимаешь, и тебе придется, я думаю, посетить читальный зал какой-нибудь библиотеки и ознакомиться с подшивками периодической прессы для более полного ознакомления…
– Времени-то хоть сколько прошло? – прервала его Лада.
– Гм-хм… Четыре года.
– А спала я сколько?
– Три месяца без двенадцати дней. Хронокризис был ликвидирован двадцать девятого мая, а сегодня у нас семнадцатое августа.
Лада зевнула.
– Что-то мне кажется, недоспала я. Ладно. Ловушку для хронофагов куда девали?
– Там висит, на притолоке, – сказал я, видя, что Ворон смотрит на меня, а сам отвечать не собирается. – Вывернули наизнанку, затянули ниточкой и повесили обратно.
Лада кивнула:
– Молодцы, все правильно. Нужно будет потом спрятать ее в шкаф. От греха подальше. Дверь починили?
– Нет. Некому было. Крыс…
– Как, освоился? – живо спросила Лада. Видно было, что Крыс ее по-прежнему очень интересует.
– Не знаю, – сказал Ворон. – Агрессивности в нем меньше, чем прежде, возможно, действуют жесткие меры, предпринимаемые Псом и Котом…
Белесые бровки Лады сошлись у переносицы.
– Что это значит? Новенького обижаете?
– Никто его не обижает, – мурлыкнул я. – Он сам кого хошь обидит, тварюка такая. Вон, Жабу лапу откусил. Хорошо, что мы не растерялись, сразу же Жаба в живомертвую воду кинули, выжил, и лапа отросла. И Лёню твой Крыс до полусмерти перепугал. Она даже из комнаты лишний раз выходить не хочет, чтобы с ним не встречаться. А Домовушка из-за нее, вернее, из-за ее нерадивости квалификацию теряет. Каша у него почти каждый день горелая и пересоленная, и сор по углам, и полы метет небрежно…