После речи Шмидта были выбраны парторги. Участники собрания разошлись, почувствовав еще острее, после слов своего руководителя, ту ответственность, которую взяли на себя.
…Летной погоды все не было и не было.
Тянулись дни томительного ожидания. Их скрашивали гостеприимные жители Нарьян-Мара. Ежедневно участники экспедиции получали приглашение в клуб на спектакль, на просмотр картины. Ненцы устраивали вечера самодеятельности, пели песни, показывали свои танцы.
И все же каждый лишний день пребывания в Нарьян-Маре казался вечностью. Дзердзеевскому боялись задавать вопросы о погоде, такой безнадежностью веяло от его прогнозов. Но синоптик все-таки «сжалился» и 12 апреля разрешил вылет.
На мягком подтаявшем снегу, к которому прилипали лыжи, максимальная скорость при взлете была не больше 60–65 километров в час. Этого оказалось недостаточно для того, чтобы тяжело нагруженные машины смогли оторваться от земли. Шесть раз флагманский самолет пробегал посадочную площадку, но так и не мог подняться в воздух.
Решили облегчить машины и сделать еще одну, непредусмотренную планом, остановку. Был объявлен приказ начальника экспедиции:
«Слить по четырнадцать бочек бензина. Оставить в баках по 4700 литров и лететь на Маточкин Шар».
Шмидт напомнил механикам:
— Только, пожалуйста, сливать бензин по-честному. А то ведь известно, что у каждого из вас есть неучтенный запас горючего «на всякий случай».
В полчаса все было закончено. Каждый из кораблей стал легче на несколько тонн.
Самолеты поднялись в воздух, взяв курс на Новую Землю.
Маточкин Шар — место редкой красоты. Все, кто прилетели сюда впервые, несмотря на усталость, любовались суровым, но живописным ландшафтом и вслух выражали свой восторг.
— Вот теперь и вы начинаете понимать, за что любят Арктику! — говорил, улыбаясь, Отто Юльевич.
У Маточкина Шара есть свои особые качества. Он отличается «стоками» (местными ветрами). Бывает, что кругом небольшой ветер, а в проливе свирепствует шторм. Самые худшие предположения участников экспедиции здесь сбылись. На другой день после их прилета поднялась пурга, продолжавшаяся трое суток.
Приказом начальника экспедиции на время пурги было введено «осадное положение». У самолетов установили усиленное дежурство. Люди менялись каждые два часа, продвигаясь чуть ли не ползком, держась за протянутый для безопасности трос. Всем, кроме дежурных, было запрещено покидать помещение станции.
Шмидт в очередь со всеми ходил дежурить у самолетов, которые сплошь занесло снегом. Над ними выросли огромные сугробы. Два дня напряженного труда понадобилось потом, чтобы откопать воздушные корабли.
Наконец, погода на Маточкином Шаре установилась; на небе — ни облака. Тихо и солнечно. Но, как на зло, остров Рудольфа закрыт туманом. Когда же на Земле Франца-Иосифа погода улучшилась, на Новой Земле поднялся восьмибальный ветер.
О. Ю. Шмидт угощает любимца зимовщиков острова Рудольфа.
В Арктике нужно дорожить каждой минутой летной погоды. И хоть нет уверенности, что удастся скоро вылететь, все равно надо готовить машины.
…Через час все машины поднялись в воздух.
Незримыми нитями они связаны между собой.
Каждые четверть часа флагманский корабль заботливо запрашивает по радио:
— Все ли в порядке, Молоков? Мазурук? Как идут дела, Алексеев?
В ответ командиры сообщают:
— Все в порядке… Благодарим…
Под самолетами разошлись облака и в просветах блеснуло Баренцево море, покрытое крупными льдинами.
Затем внизу появились острова архипелага. Еще час полета и показался ледяной купол острова Рудольфа.
С воздуха отлично была видна площадка с посадочным знаком, мачта радиостанции и «колбаса» ветроуказателя.
Зимовщики радостно встретили участников экспедиции.
— А мы боялись, что вы, не заглядывая к нам, махнете на полюс, — шутили они.
Девятьсот километров воздушного пути только пять-шесть часов полета.
И как долго пришлось ждать, прежде чем можно было сделать решающий прыжок на полюс!
Шмидт ни на минуту не отступал от своего слова, данного в Кремле, — не рисковать!