Торжественное устроил празднество город. Прибыли отовсюду посольства, присоединявшиеся к ликованию граждан Милета по случаю продолжения рода Дионисия, и Дионисий на радостях передал жене все хозяйственные дела, объявив ее владычицей дома. Дарами наполнил он храмы и за свой счет угощал жертвенными пирами весь город.
8
Плангоне, которая знала одна, что Каллироя к Дионисию пришла беременной, Каллироя попросила мужа дать вольную, беспокоясь о том, как бы тайна ее не была раскрыта, и стремясь заручиться со стороны Плангоны верностью, основанной не только на личном ее к ней расположении, но и на перемене ее положения.
— Плангоне охотно отплачиваю я благодарностью, — сказал Дионисий, — за ее мне услуги в деле моей любви. Но мы поступим нехорошо, если, уважив служанку, не выразим нашей признательности Афродите, у которой мы впервые друг друга увидели.
— Сделать это хочу и я, и хочу сильнее еще, чем ты, — ответила Каллироя, — ведь моя признательность ей больше твоей. Но я все еще родильница: переждем здесь несколько дней и спокойно поедем тогда в деревню.
Каллироя быстро поправилась, пополнела, окрепла и расцвела уже не девичьей красотой, а женской.
К прибытию их в селенье заготовил Фока в деревне богатые жертвоприношения: из города наехала куча народа. И вот, приступая к совершению гекатомбы, сказал Дионисий:
— Афродита, владычица, ты причина всех моих благ: от тебя я получил Каллирою, от тебя получил я сына, благодаря тебе я и муж, и отец. Для меня достаточно было бы лишь Каллирои: мне милее она и родителей, и отчизны, ребенок же дорог мне тем, что он крепче связал со мной свою мать: он для меня залог ее ко мне благоволения. Молю я тебя, владычица: сохрани Каллирою мне, а Каллирое сохрани ее сына.
Возгласами благочестивого одобрения подхватила слова Дионисия стоявшая вокруг них толпа, и бросали им кто розы, а кто фиалки, а иные бросали им даже венки, так что цветами переполнилось все святилище.
Дионисий свою молитву произнес во всеуслышание. Каллироя же пожелала говорить с Афродитой наедине, предварительно взяв своего сына на руки и явив собою такое прелестное зрелище, какого не написал поныне еще ни один живописец, не вылепил еще ни один скульптор, не описал ни один поэт, ибо никто из них еще не представил ни Афины, ни Артемиды держащими у себя на груди младенца.12 Дионисий, смотря на нее, от восторга заплакал и молча вознес моление Немезиде13.
Приказав остаться при ней одной лишь Плангоне, Каллироя всех остальных пригласила пройти на виллу. Когда же они удалились, то, приблизившись к статуе Афродиты и на протянутых руках поднеся к ней младенца, Каллироя сказала:
— За него, владычица, я благодарю тебя, за себя же нет у меня к тебе благодарности: только тогда была бы она у меня к тебе, если бы сохранила ты для меня Херея. Впрочем, ты мне дала изображение дорогого моего мужа: Херея полностью ты у меня не отняла. Дай же сыну быть счастливее своих родителей и походить на деда. Пусть и он поплывет на триере стратега и пусть скажет иной после его морской битвы: «Сильнее Гермократа его потомок». Возрадуется и дед на наследника своей доблести, возрадуемся и мы, его родители, даже и после нашей смерти. Молю я тебя, владычица: примирись отныне со мной. Ибо довольно было у меня несчастий: и умирала, и оживала я, и у разбойников, и в изгнании побывала я, продана была я и в рабство. Но еще для меня тяжелее, чем это все, второе мое замужество. За все эти бедствия лишь одной прошу я у тебя милости, а через тебя и у всех остальных богов: сохрани моего сиротку.
Дальше продолжать говорить помешали ей слезы.
9
Немного спустя она подозвала к себе жрицу. Старушка подошла ки ней и сказала:
— Дитя мое! Что это ты среди такого довольства плачешь? Ведь уже и чужеземцы поклоняются тебе, как богине. Вот и недавно заходили сюда двое прекрасных юношей, проезжавших мимо наших мест, и один из них, при виде твоего изображения, едва не испустил дух: так прославила тебя Афродита!
Поразило это Каллирою в самое сердце. Безумными глазами уставилась она на жрицу и закричала: