«Каллирое Херей. Я жив, и жив благодаря Митридату, моему, а как надеюсь я, и твоему, благотворителю. Я был продан в Карию варварами, теми самыми, которые сожгли триеру-красавицу, триеру стратега, триеру твоего отца. На ней отправил меня наш город послом за тобою. Не знаю, что сталось с остальными гражданами, меня же и Полихарма, моего друга, нас, которым уже угрожала смерть, спасло от смерти милосердие властелина. Всем меня осчастливив, Митридат отнял у меня все мое счастье, рассказав мне о твоем браке. Будучи человеком, я готов был к смерти, но не допускал мысли о возможности твоего выхода замуж. Умоляю тебя, одумайся. Это письмо я орошаю слезами и покрываю поцелуями. Это я, твой Херей, тот самый, с которым в девушках ты по дороге в храм Афродиты встретилась и из-за которого потеряла сон. Вспомни о нашей спальне и о той таинственной ночи, в которую мы впервые познали, ты мужчину, а я женщину. Приревновал я тебя, но ревность присуща любящему, и перед тобой за нее я уже поплатился: я был продан, был в рабстве, в оковах. Не отмщай же мне неосторожного удара моей ноги: ведь и я ни в чем тебя не упрекал, когда всходил из-за тебя на крест. Если ты не забыла меня еще, то не было у меня пережитых мною страданий! Если же на уме у тебя другой, то тем самым ты вынесешь мне смертный приговор».
5
Это письмо Митридат вручил вернейшему человеку, Гигину, состоявшему у него управителем всего его имения в Карий, и открыл ему тайну своей любви. Написал Каллирое и сам Митридат. Он высказывал ей в письме свое расположение к ней и свою о ней заботливость, выражавшуюся в спасении ради нее Херея; советуя ей не наносить оскорбления первому мужу, он давал обещание ей повести самому, в случае ее согласия, дело так, чтобы она и Херей друг с другом воссоединились. Вместе с Гигином Митридат отправил троих служителей, дорогие подарки и много золота. Всей остальной прислуге, во избежание подозрений, было объявлено, что все это посылается Митридатом в дар Дионисию. Он приказал Гигину оставить людей в Приене10, по прибытии в этот город, самому же, как ионийцу (родным языком Гигина был греческий), одному ехать на разведки в Милет, чтобы затем, когда он наметит для себя последующий образ действий, перевезти и их из Приены в Милет.
Гигин уехал и занялся выполнением приказания. Но совсем к иному концу, чем тот, какой этим решением был предусмотрен, привела Судьба, давшая толчок началу более важных событий. Дело в том, что, после того как Гигин уехал в Милет, оставленные им в Приене рабы, очутившись без надсмотрщика, принялись кутить, в изобилии располагая золотом. А в этом маленьком городке, полном любопытствующих греков, роскошество чужеземцев обратило на себя общее внимание, и расточительный образ жизни неизвестных дал повод заподозрить в них разбойников или уж по крайней мере беглых рабов. В гостиницу к ним явился стратег, произвел обыск и нашел у них золото и драгоценности. Сочтя как то, так и другое за краденое, он допросил рабов, желая узнать, кто они такие и откуда у них эти вещи, а те под угрозой пыток сообщили истину, объявив стратегу, что это дары, посланные Дионисию наместником Карий Митридатом. Предъявили они и письма. Писем стратег не вскрыл (они были запечатаны снаружи печатями), а передав демосиям11, он и письма и все остальное вместе с рабами переслал Дионисию, полагая, что он ему этим оказывает услугу.
Дионисий угощал у себя именитейших граждан, шел роскошный пир, слышалось пение и звучала флейта, когда Дионисию подали послание, в котором значилось: «Приенский стратег Биант благотворителю Дионисию здравствовать. Переправляю посылаемые тебе Митридатом, наместником Карий, письма равно как и подарки, расхищавшиеся негодными его рабами, каковых, задержав, я и отсылаю тебе».
Дионисий послание это прочитал на пиру перед всеми вслух и любовался царственными подарками, приказав же взломать печати, чтобы ознакомиться с содержанием писем, увидел он «Каллирое Херей. Я жив».
Дрогнули ноги тогда у него и сердце застыло.
Тьма разлилась перед его глазами. Но, и падая в обморок, крепко стиснул в своей руке письмо Дионисий, боясь, как бы не прочитал его кто-нибудь другой. Шум сбегавшихся в смятении людей привел его в чувство, и, осознав случившееся несчастие, он приказал слугам перенести его в другую комнату: хотелось ему побыть в одиночестве.
Грустно разошлись пировавшие, на которых обморок Дионисия произвел впечатление апоплексического удара. Дионисий же, оставшись наедине с собой, несколько раз перечитал письма. Смешанные чувства охватывали его: и гнев, и уныние, и страх, и сомнения. Что Херей жив, этому Дионисий не верил, да и не хотел совсем в это верить, а подозревал коварство прелюбодея со стороны Митридата, очевидно, стремившегося совратить Каллирою надеждами на Херея.