***
— …они что-то требовали? Деньги, драгоценности? Кричали коммунистические лозунги? — интересовался у меня начальник полиции Нео-Анахайма.
— Да нет… — ответил я.
Это был старый мужчина с седой бородой, но по нему было видно, что он старается держать себя в форме и занимается физкультурой.
Мексиканцы сметали осколки с пола, другие мексиканцы тут же ставили новые стёкла. Подумать только — всего пять минут назад здесь случилась бойня, а ресторан уже можно открывать заново.
— Знаете, что, давайте проедем со мной в участок… надо уладить кое-какие формальности. — сказал начальник.
— Хорошо. — мне всё равно было нечего делать.
Мать и отец стояли и плакали над целлофановым мешком, в котором лежала их дочь
Мне очень понравилась машина начальника — Форд Мустанг семьдесят седьмого года. В нём конечно стоял двигатель на холодном синтезе, но мне был по душе вкус хозяина автомобиля: кожаные сиденья и много дерева на приборном панели.
— Я вижу, что вы военный, имеете награды…
— Да, по мне видно! — улыбнулся я и посмотрел на свои значки. — Третья Мировая, Ленинград и Сибирь.
— Я тоже воевал, но давно, ещё на Второй Вьетнамской.
Автомобиль ехал быстро, и улицы были ровными, поэтому за окном виднелись одни лишь длинные следы огней.
— Я проливал кровь за эту страну, поэтому я могу называть себя Американцем… Так же как и вы. Мы ведь с вами Американцы? Да, мистер Хартли?
Он посмотрел на меня.
— Ну да… — ответил я в недоумении.
В полицейском участке царила суматоха. Я старался не отставать от начальника, как вдруг напоролся на огромного робота, вооруженного пулемётами и чем-то похожего на цыплёнка: две ноги и туловище.
— Проходите, гражданин! — сказала машина металлическим голосом и отошла немного назад, давая дорогу.
— Спасибо за сотрудничество! — сказала она мне вслед и завизжала сервоприводами.
Начальник завёл меня в архив и предложил присесть перед монитором компьютера. Он нажал несколько кнопок на клавиатуре, и на экране начали медленно, строка за строкой, появляться фотографии и текст. Досье на троицу мотоциклистов.
— Да, я узнаю их, это были они. Сразу видно — уличный мусор. — сказал я.
— Стейси Морриган, в прошлом со своей сестрой Эшли была звездой детского шоу «Близняшки Морриган», по субботам утром на пятом канале. — говорил начальник, не отрывая взгляда с монитора.
А ведь и вправду, я помню эту передачу. Но в той крашенной кукле я не узнал одну из «близняшек».
— Позже её сестра Эшли скончалась от истощения в семнадцать лет, из-за героиновой зависимости, и шоу закрыли. Стейси закончила факультет журналистики в Мичиганском университете, затем активно боролась за права женщин, особенно в Южной Америке и Арабской Конфедерации, перед Третьей Мировой. — продолжал начальник.
— «Образец феминизма». — подумал я.
— Если ты ещё помнишь, Майк, её отец, Фрэнк Морриган, снимал Стейси в своём предвыборном ролике.
Маленькая девочка срывала лепестки с цветка и считала их количество. Один, два, четыре — число три она забыла. Её поправлял диктор и начинал вести счёт с десяти до нуля. Перед глазами девочки вспыхивал ядерный взрыв.
«Миру, в котором могут жить Божьи дети, наши дети — может прийти конец. Ставки слишком высоки, чтобы оставаться завтра дома. Приходите и голосуйте за Фрэнка Морригона».
Да, и всё-таки он уступил тому ехидному ублюдку, который сейчас сидит в овальном кабинете.
— Выборы он тогда проиграл, но сегодня Морриган — министр здравоохранения. — сказал начальник.
Он продолжил.
— Вот этот рыжий — Марк Стефани. Выпускник Массачусетса, работал в IBM. Говорят, что он участвовал в создании какого-то искусственного интеллекта для Пентагона. Его отец генерал Стефани, командующий оккупационными войсками в Республике Тайланд. Ну а третий, Эдвин Хельгюссон, закончил институт изящных искусств в Колорадо, до его закрытия. Он известный молодой пианист, выступал в Европе перед войной. Его мать, Хельга Олафсон, певица из Исландии, эмигрировала в США когда остров захватила бригада советских десантников.
— Грустная история. — я вздохнул. — Так у них же есть родители, ну или просто… деньги. Почему у них поехала крыша?
— Ни один реабилитационный центр не признал их сумасшедшими, Майк. Они катаются вот так по всей стране.
— А зачем вы мне всё это рассказываете? — поинтересовался я.
— Идём за мной.
Начальник снова повёл меня через коридоры. Мы оказались в изоляторе, в одной из пустых камер. Из соседней, в которой вёлся допрос, доносились глухие удары.
— Я вас и так уже называю на «ты», обращаюсь к вам «Майк». Вы тоже зовите меня… «Артуром». Так вот, Майк, я дорожу своей репутацией. Я могу лишь засадить этих ребят, и всё. А дальше их направят в реабилитацию, там скажут, что они не психи. Но их родители тоже дорожат своей репутацией, понимаешь? Их выпускают и все списывают на уличные разборки каких-нибудь бродяг, пускают всё на самотёк, а отдуваться приходиться мне, как представителю закона. Я вижу по твоим нашивкам что ты из «Белоголовых Орланов», ты эксперт в этом деле… Так что, Майк?