В этой жизни нельзя было разговаривать, если конечно иметь цель доискаться до правды! Даже по телефону. В этой жизни тот факт, что у меня отменная память на цифры, и я всю жизнь помню её телефон (а то, что все номера, начинавшиеся когда-то на «200», теперь начинаются на «600», я тоже, конечно же, знал) нисколько не могло мне помочь. Поэтому я продолжал прочёсывать сеть… Просто не было других вариантов… То есть вообще!.. То есть никаких!..
Я искал Ольгу в facebook(е), искал во В_Контакте, искал даже в «Одноклассниках», хоть там её и заведомо не могло быть, поскольку такая уж это сеть – для дебилов и быдла; и нечего искать тут алмазов в жопе, как говорится, и лить всякие сопли, что, мол, нельзя вот так походя обижать незнакомых людей и прочий бред, который всем нам внушали с детства, но лишь с одной целью: чтобы мы сидели себе тихо и не выёбывались.
В общем-то, я и в кое-каких прежних жизнях давно уже начал подозревать, что вообще вся мораль создана искусственно и лишь затем, чтобы в зародыше ограничить свободу волеизъявления тех, кто по своим способностям стоит значительно выше других. Так или иначе, «Одноклассники» – социальная сеть для безликого быдла, и никаких людей там нет в принципе – только одно безликое быдло, я повторяю – и посему никого там даже при всём желании обидеть нельзя, потому что, я повторяю, людей там нет, а быдло обидеть трудно, ибо оно настолько тупое и, я повторяю, безликое, что даже не понимает, когда его обижают. Быдло можно только убивать, чем мы и занимались с Микки в минувшей жизни, но тоже, как вы помните, не особо успешно, потому как быдло ещё и бесконечно, как сама якобы внешняя Вселенная. Но… на всякий случай я искал Ольгу и там.
Мало ли, думал я, вдруг её занесло туда по неопытности, а потом она, паче моего чаяния, забыла, например, «удалиться» оттуда. Но конечно её там не оказалось. Немудрено. Ольга слишком умна и талантлива!
В процессе поисков Ольги я кого только не нашёл! Я нашёл даже Иру-ЛисЕву и, обменявшись с ней парой-тройкой «записочек», перестал понимать, что я вообще некогда в ней находил. Такая вот бренность сущего! J Ути-пуси, ёпти-хуй, нахуй-блядь, как выразился бы наверняка мой друг Микки-Маус, по коему я к моменту начала активных поисков Ольги уже очень основательно соскучился.
В тех же «Одноклассниках» я наткнулся как-то на фото Милы в нелепом головном уборе и мантии преподавателя какого-то стэйтсового университета, но всё с таким же несколько большеватым носом, как и во всех прочих жизнях. В facebook(е) я набрёл как-то и на свою вторую жену Лену, которая тоже активно мне не понравилась. Словом, все некогда значимые женские лица вновь, как бы невзначай, промелькнули передо мной, как, поговаривают, бывает перед смертью, хотя я лично, сколько не умирал, ничего такого, честно признаться, что-то не припомню.
Зато во всех своих жизнях у меня была и есть такая особенность: почти каждую минуту всё, что уже успел я прожить, и так проносится внутри меня, и в каждое мгновение своей жизни я могу вспомнить почти любое другое своё мгновение, начиная с очень раннего возраста.
Поначалу, лет до 30-ти, я устойчиво помнил себя где-то с лета своих трёх годов, то есть именно как совершенно чёткую последовательную цепочку событий, включая разговоры взрослых друг с другом, простирающуюся с того времени по любое другое мгновение уже моей взрослой жизни. Потом, когда у меня родилась дочь, я вспомнил и более ранние фрагменты, то есть как бы мой внутренний системный администратор получил доступ к некоторым папкам, которые, с одной стороны, были внутри всегда, но с другой – до поры были скрыты. А когда родился сын, я и вовсе вспомнил, как бросаюсь фрагментами пластмассовой пирамидки, до глубины души раздосадованный, как водится, тем, что внешний мир не понимает меня. Наверное потому, что ровно все мои жизни и так всегда у меня перед глазами – реально на всём своём протяжении – передо мной ничего так особенно не проносится, когда приходит пора умирать. В общем, так или иначе, мне никак не удавалось отыскать Ольгу.
Лишь однажды мне встретилось упоминание о её недавно вышедшей книге стихов, но самих стихов нигде не было.
Мне вспомнилось, как множество лет назад, мы говорили с ней о причинах, по которым некогда она перестала писать. «Просто у меня возникло ощущение, что я всё сказала…» – невероятно обаятельно сообщила она и, как-то одновременно и грустно и самоиронично улыбнувшись, немедленно перевела разговор на другую тему.
Выходит, за прошедшие двадцать с лишним лет ей появилось, что сказать вновь? Забавно. Хотя и логично. Если это, конечно, она, а не какая-то иная Ольга Шевцова.
Интересно, о чём же её стихи, думал я. Может о Микки-Маусе? Или о сексе со мной на бильярдном столе? Мне захотелось раздобыть эту книгу, но я не понимал, как это сделать, потому что в большие книжные магазины она не поступала, а в сеть её почему-то никто не слил. Впрочем, тоже неудивительно – другое поколение! В Эпоху Перемен 10 лет – всё-таки разница. Да и потом, а вдруг это вообще не она? Чёрт возьми, ну как же всё-таки разыскать Ольгу!
А может она ещё умнее, чем кажется, хотя и так дурой её не назовёшь ни при каких обстоятельствах: разве что, если б она была моей женой, но такого я что-то не припомню ни в одной своей жизни. Может она тоже знает, что в этом варианте реальности правда никогда не может быть сказана вслух, и именно поэтому она и избегает письменной формы вообще, чтобы даже не иметь соблазна когда-либо сообщить мне, как всё было на самом деле после того, как она кончила со мной на том свете. Вдруг всё, что случилось потом между Ольгой и Микки-Маусом настолько ужасно, что об этом действительно лучше никому больше не знать!
Эта мысль изрядно меня расстроила. Ведь если это так, то нет никакой разницы, найду я её или нет – она всё равно изо всех сил будет утаивать истину. Но… тут я даже подпрыгнул от собственно находчивости – может быть эту истину можно у неё тупо выпытать? Ну да, просто похитить её, увезти куда-нибудь в лес и пытать там до тех пор, пока она не скажет мне правду. Интересно, а чего она боится больше всего? Какие у неё наиболее чувствительные болевые точки? Каков её болевой порог? На каком этапе она начинает кричать? Что надо делать с её физической оболочкой, чтобы её крик перешёл в нечленораздельный вопль сумасшедшей боли на грани потери сознания? Как быстро она потеряет человеческий облик и потеряет ли его вообще? А вдруг нет? Вдруг она останется человеком до тех самых пор, пока я не замучаю её до смерти, и мне, таким образом, так и удастся добиться от неё правды о Микки-Маусе?
И тут я понял, что тогда должен я буду сделать. Я должен буду последовать за ней. И оказавшись с ней на новом том свете, мы уже вместе сможем разыскать эту упрямую мышь!
Точно! Я так и поступлю! Для этого даже не придётся причинять Ольге боль. Ведь я всё-таки всю жизнь её люблю! Надо просто всё-таки уломать её провести со мной ночь – одну-единственную за всю жизнь, как мы всегда и хотели – и когда нас накроет третий оргазм, я соберусь с силами, достану из под подушки гранату, зубами выдерну чеку, и положу её ровно между нашими животами…
Я ведь помню, как это бывает: ровно два мгновения! Одно мгновение Абсолютного Света, одно мгновение Абсолютной Тьмы и… тю-тю… мы оба опять на том свете!.. А там с нас и взятки гладки!
– Ну сам представь себе, что бы ты чувствовал, если б тебе… – тут Ольга на секунду задумалась, – ну хорошо, допустим, в задний проход, запустили мышь? – и она сказочно обаятельно засмеялась. Она так умеет. Ещё когда подростком я представлял себе всякие штучки с ней, она всегда именно так – употребим тут дурацкое слово «обворожительно» – смеялась; ну-у, когда, например, я в своих отважных юношеских мечтах запускал палец ей во влагалище, а руки её меж тем были связаны за спиной.
Её вопрос неожиданно озадачил меня. Я помнил, конечно, что в Китае издавна существовала даже такая казнь, когда в задний проход приговорённому к смерти запускалась голодная крыса, каковой тоже ничего, в свою очередь, не оставалось, как в буквальном смысле прогрызать себе путь ко Спасению сквозь внутренние органы жертвы китайского правосудия. Но – одновременно с этим думал я – то какая-то мерзкая голодная крыса, а то Микки-Маус – это ведь совершенно явно не одно и то же!