Ольга испытующе и неотрывно смотрел мне прямо в глаза… «С некоторых пор он – мой должник!» – буквально вспыхнула у меня в мозгу её недавняя фраза, показавшаяся мне вдруг ключевой. Это именно так и было, поймите вы меня хоть раз в жизни правильно! Как будто кто-то совершенно буквально залез ко мне в голову и бесстыдно громко и продолжительно пукнул в самом центре моей души: «Микки-Маус заодно с Ольгой! Но сама Ольга заодно с Микки-Маусом только на всякий случай! Её истинная цель – ты! Если она удостоверится, что ты заодно с ней, она пошлёт Микки-Мауса, не задумываясь ни на секунду!»
«Господи! Ну почему же ты опять ниспосылаешь мне такой трудный выбор!!!» – возопил кто-то внутри меня. Да, с одной стороны, вот она Ольгина Дверь, я чувствую её пульсирующее тепло, и именно этого тепла мне и не хватало всю жизнь, да и Микки-Маус, уткнувший мне в задницу свой хохломской обрез, хотя бы уже из-за одного этого в данный момент не вызывает у меня особой симпатии, но… но… но… это вечное сатанинское «но»!.. но… но… Но что же я могу с собой сделать, Господи, если я именно что жопой чувствую, что опять должен, просто обязан выбрать то, что так мало подходит мне и совершенно не отвечает самым главным моим мечтам и желаниям!..
Ольга продолжала всё так же неотрывно смотреть мне в глаза, едва заметно улыбаясь правой частью своего прекрасного личика, точнее правым уголком своего манящего рта.
– Оля… – начал было я говорить, но слова будто застряли у меня в горле. Так бывало на наших с ней давних уроках, когда я толком не умел ещё говорить. Нет, не в том, разумеется, смысле, в каком мы разговариваем на кухне или судачим о бытовых пустяках. Нет, я о другом. Она, прекрасная умница, задавала мне какой-то простой вопрос; просила, например, сформулировать коротко, ну, к примеру, эстетический идеал Автора, каким он предстаёт в том или ином стихотворении. Ну хотя бы вот:
Мне любить до могилы Творцом суждено,
Но по воле того же Творца,
Всё, что любит меня, то погибнуть должно
Или так же страдать до конца…
Она спрашивала меня и, доброжелательно улыбаясь, ждала долгими минутами, когда же наконец я перестану стесняться себя самого и пойму, что да, действительно, на самом деле, именно так, конечно же конь именно РОЗОВЫЙ!..
Теперь, спустя четверть века всё это повторяется вновь: подворотня, лукавая Ольга, моя рука у неё под юбкой, обрез Микки-Мауса, упирающийся в мой анус и… необходимость держать ответ…
– Максим, друг мой, ты вовсе не должен идти против собственной совести и делать выбор, о котором будешь потом жалеть… – пришла на помощь мне мой Учитель, видимо, оставив надежду на то, что её косноязычный Ученик заговорит первым, – Этот выбор делаешь именно ты. И никто не сделает его за тебя. И главное, о чём должен ты сейчас помнить, это то, что никто и ничто не принуждает тебя клеветать на себя, идти против своей совести или действовать вопреки собственным интересам. Это самое главное, о чём должен ты сейчас помнить… – Ольга снова улыбнулась, необыкновенно ласково и по-доброму.
Если бы такой вот улыбкой хоть раз в жизни меня одарила бы моя сложная мать, я бы, наверное, немедленно умер от счастья.
– Но… – продолжала она, улыбаясь, – я люблю тебя, мой друг, и хочу быть честной с тобой до конца. Если ты сейчас выберешь не меня, а Микки, ты никогда не узнаешь, почему он – мой должник…
Я резко оторвал руку от её вульвы. Одновременно с этим Микки-Маус убрал обрез от моего ануса. Он сделал это столь резко, что в первую тысячную долю секунды мне даже показалось, что он, напротив, всё-таки выстрелил мне в самую жопу Души, но… уже через миг мы снова сидели с ним на деревянной скамейке близ Церкви Большого Вознесения…
Я молчал. Он тоже молчал. Я не улыбался. Он тоже делал вид, что вообще смотрит в другую сторону; что вообще он не Микки-Маус, а случайный сосед по скамейке.
Тогда откуда-то со стороны аляповатого фонтана «Наталья и Александр» (о торжественном открытии коего к двухсотлетию великого поэта я даже вынужден был когда-то написать заметку по долгу службы штатного корреспондента информационного отдела «Независимой газеты») на нас двинулось нечто бесформенное, но как бы в скалистом пальто…
Да, скорей всего это был человек. Я бы даже сказал, животное. В том, собственно, смысле, что явно не растение и не минерал. Впрочем, в последнем я, к своему же удивлению, интуитивно сомневался и, как показало моё ближайшее на тот момент будущее, весьма ненапрасно.
Так или иначе, объект в скалистом пальто постепенно вплотную приблизился к нашей инфернальной скамье и сначала попросту молча сел между мною и тем, кто в течение последних пяти минут так натурально, скотина такая, и методично делал вид, что не только не является Микки-Маусом, но и вообще не имеет и никогда не имел никакого отношения ни к нему, ни ко мне, ни ко всей этой, изложенной на этих страницах, истории. Мы сидели втроём, нелепые, подле Церкви Большого Вознесения, как будто на скамье подсудимых, и молча болтали ногами в межзвёздном пространстве.
Так прошло полчаса. Наконец бесформенный незнакомец, всё так же не проронив ни слова, взял меня за руку, встал с лавки и увёл меня из этого сквера.
Тот, кто никак не хотел признаваться в том, что он – Микки-Маус, остался сидеть там один. А может и нет. Я не знаю. Ведь мы же ушли. Может потом и он ушёл. Может быть, он и впрямь не был никаким Микки-Маусом, а только казался мне таковым по духовной незрелости – кто ж теперь, по прошествии стольких лет, возьмётся что бы то ни было всерьёз утверждать? Теперь, когда мир опять уже столько раз изменился…
Я смутно помню, конечно, о чём сразу после того, как мы тогда покинули сквер, говорил со мной Эверест – а объектом в скалистом пальто, конечно же, оказался именно он – иногда мне даже кажется, что я помню это не так уж и смутно, а наоборот весьма отчётливо и ярко, но большую часть времени своей бесконечной жизни я всё-таки не уверен в этом. Если вам интересно, я, конечно, могу поделиться с вами подробностями той нашей с Эверестом беседы, но я и сам иногда не могу поручиться, что он действительно говорил то, что, как мне тогда казалось, я слышу.
Он сказал мне, кажется, что я сделал правильный выбор – в том смысле, что выбрал не Ольгу – что именно благодаря этому я и узнаю теперь правду, вопреки тому, что она, лукаво уверяла меня в обратном; что ей только кажется, что Микки-Маус – её должник, а на самом деле всё совсем наоборот, потому что, де, тогда, на бильярдном столе, она сымитировала оргазм с ним и, ошибочно полагая, что это вообще всё проверка не для неё, а для нас, взяла с него клятву молчать, в то время как в действительности, получается, что это как раз она-то и лоханулась там, а не мы, и клятву молчать впору было как раз-таки брать с неё!..
И ещё что-то важное говорил мне в тот день Эверест; кажется, про то, что я сделал правильный выбор ещё и тогда, когда ушёл с ним, с Эверестом, потому что таким образом я избежал рассказа о том, как я был истинно счастлив третий раз в жизни, и хотя, на первый взгляд, ради этого всё и было затеяно, Микки-Маус как раз это – то, что Третий Случай Счастья остался нерассказанным – и оценил выше всяких похвал и, мол, да, он ещё до рождения моего говорил в кругу таких же, как он Микки-Маусов, что я – лучший его Ученик!..
И что-то ещё мне говорил Эверест, и ещё что-то; и всё время говорил, как я кругом прав; и вообще, сказать по совести, в тот вечер он, кажется, ответил на все вопросы, которые когда-либо всерьёз интересовали меня, но……. всё это уже не имело для меня никакого значения…
4 октября 2011 – 28 марта 2012.
54-я годовщина запуска первого искусственного спутника Земли – 51-й день рождения Ольги.