— Правильно! Правильно он говорит! — послышались наконец реплики одобрения, — Сколько можно терпеть такую жизнь! Хватит с нас унижений!
Не прошло и часа, как над белым танком взвился жёлтый флаг; многие пилоты потрясали в воздухе кулаками и скандировали: «До-лой! До-лой! Мы не Одно с То-бой!»
Толпа подхватила Пилота № 44 вместе с танком, и все они величественно потекли к Центру Управления Моей Головой. Я растерянно посмотрел на Микки-Мауса, но он только развёл руками, поспешно вскочил в зелёную карету, и красный конь умчал его куда-то в закатное зарево…
«Алло, это Эверест?» — кричал я в трубку старинного чёрного телефона, но никто не отвечал мне.
«Чёрт подери! Ну почему всё всегда так неудачно складывается! — кричало всё внутри меня, — …Конечно, когда доходит до серьёзных проблем, он — просто гора, просто гигатонны пустой породы, которые вроде и не могут разговаривать и даже глупо требовать от них чего-то подобного. Только почему-то когда что-либо нужно от меня ему, он, понимаете ли, сразу превращается в духовную сущность; вещь в себе, ёпти-нахуй, а я, видите ли, должен угадывать в звуке осыпающегося щебня его сокровенные, блядь, пожелания! Ну почему Бог создал этот мир настолько неуютным! Во всяком случае, для таких, как я!» — продолжал я кричать внутри самого себя.
— Я бы на твоём месте был с Богом поосторожнее, мой драгоценный, гм-гм… — Микки замешкался, раздумывая, как бы на сей раз меня обозвать.
— Да ты никогда не будешь на моём месте! Как ты этого всю жизнь не поймёшь! — закричал я, — На моём месте могу быть только я! Только я и больше никто! Меня достало повторять азбучные истины! Когда же наконец вы сдохните все; все те, кто не понимает, что они абсолютно верны!
— Достало повторять азбучные, придумай что-нибудь новенькое! — парировал Микки-Маус.
— Тогда это не будет Истиной! — парировал я.
— А тебе обязательно надо, что ты сообщал Истину! Должен же кто-то нести всякую трогательную чушь, никак не подтверждающуюся жизненной практикой! Откуда тебе знать, может Бог тебя для того и создал, чтоб ты и был таким вот обречённым на забвение краснобаем? Ведь если таких, как ты, не будет, то не будет фона, на котором великое будет выглядеть действительно великим! — снова ранил меня в сердце Микки. Но отвечать ему уже было поздно. В конце концов, он ведь и вправду невидимый!
Когда я говорю с ним, со стороны всё выглядит так, будто я — сумасшедший, будто говорю сам с собой или, в лучшем случае, со стенами (если я в помещении) или с деревьями (если я в парке или в лесу); или с песком (если я в пустыне); или со звёздами (если я в космосе); или со столовыми приборами (если я сижу за обеденным столом); или же, как сейчас, с говняшками, потому что иначе, чем плаванием в канализационной трубе, мою жизнь в последнее время не назовёшь.
Я — оловянный солдатик. Я плыву в бумажном корабле по сточной канаве и вмещаю в себя весь мир, в котором я якобы плыву по сточной канаве. Вот-вот меня раздавит колесо какой-то телеги, но это будет означать, что я всего лишь перевернулся на другой бок, чтобы наконец проснуться и увидеть какую-то очередную Русалочку, каковые заебали меня без исключения все.
Ах, как многообразна жизнь! Как в ней много самых разнообразных моральных уродов, каждый из которых счастливей меня! Они все живут себе и считают, что то, что они видят перед собой — это так и есть; это и есть, мол, то, что они и видят. И только я один знаю, что всё это совершенно не так! Всё это — совершенно не то, чем кажется, и всё обстоит совершенно не так, как об этом принято думать, а тем более говорить вслух.
Моя мать мне вовсе не мать, а моя жена мне вовсе не жена, и уж конечно, мой отец мне никакой не отец. Только мои дети — мои. Но и это лишь до поры до времени.
Я стою тут, блядь, на зелёном ковролине с разорванным нахуй сердцем, а им всем нет до этого никакого дела! У них есть заботы поважнее: они пришли меня убивать! Вот их цель! О, русский бунт, сука-рот, бессмысленный и беспощадный во всякое время, как будто сам демон зажигает лампы, чтобы представить всё не в настоящем виде. О, бедный Гоголь я! Сейчас-сейчас, осталось им только пару раз поднатужиться, и они высадят последнюю дверь к Центру Моей Головы.
Им не нравится Единое Поле. Им не нравлюсь я! Хотя они все просто врут. Им не нравится, что я и есть Единое Поле, потому что они сами хотели б им быть! Но быть Единым Полем — это значит быть на моём месте. А на моём месте не будет никого и никогда, кроме Меня!