А может она ещё умнее, чем кажется, хотя и так дурой её не назовёшь ни при каких обстоятельствах: разве что, если б она была моей женой, но такого я что-то не припомню ни в одной своей жизни. Может она тоже знает, что в этом варианте реальности правда никогда не может быть сказана вслух, и именно поэтому она и избегает письменной формы вообще, чтобы даже не иметь соблазна когда-либо сообщить мне, как всё было на самом деле после того, как она кончила со мной на том свете. Вдруг всё, что случилось потом между Ольгой и Микки-Маусом настолько ужасно, что об этом действительно лучше никому больше не знать!
Эта мысль изрядно меня расстроила. Ведь если это так, то нет никакой разницы, найду я её или нет — она всё равно изо всех сил будет утаивать истину. Но… тут я даже подпрыгнул от собственно находчивости — может быть эту истину можно у неё тупо выпытать? Ну да, просто похитить её, увезти куда-нибудь в лес и пытать там до тех пор, пока она не скажет мне правду. Интересно, а чего она боится больше всего? Какие у неё наиболее чувствительные болевые точки? Каков её болевой порог? На каком этапе она начинает кричать? Что надо делать с её физической оболочкой, чтобы её крик перешёл в нечленораздельный вопль сумасшедшей боли на грани потери сознания? Как быстро она потеряет человеческий облик и потеряет ли его вообще? А вдруг нет? Вдруг она останется человеком до тех самых пор, пока я не замучаю её до смерти, и мне, таким образом, так и удастся добиться от неё правды о Микки-Маусе?
И тут я понял, что тогда должен я буду сделать. Я должен буду последовать за ней. И оказавшись с ней на новом том свете, мы уже вместе сможем разыскать эту упрямую мышь!
Точно! Я так и поступлю! Для этого даже не придётся причинять Ольге боль. Ведь я всё-таки всю жизнь её люблю! Надо просто всё-таки уломать её провести со мной ночь — одну-единственную за всю жизнь, как мы всегда и хотели — и когда нас накроет третий оргазм, я соберусь с силами, достану из под подушки гранату, зубами выдерну чеку, и положу её ровно между нашими животами…
Я ведь помню, как это бывает: ровно два мгновения! Одно мгновение Абсолютного Света, одно мгновение Абсолютной Тьмы и… тю-тю… мы оба опять на том свете!.. А там с нас и взятки гладки!
— Ну сам представь себе, что бы ты чувствовал, если б тебе… — тут Ольга на секунду задумалась, — ну хорошо, допустим, в задний проход, запустили мышь? — и она сказочно обаятельно засмеялась. Она так умеет. Ещё когда подростком я представлял себе всякие штучки с ней, она всегда именно так — употребим тут дурацкое слово «обворожительно» — смеялась; ну-у, когда, например, я в своих отважных юношеских мечтах запускал палец ей во влагалище, а руки её меж тем были связаны за спиной.
Её вопрос неожиданно озадачил меня. Я помнил, конечно, что в Китае издавна существовала даже такая казнь, когда в задний проход приговорённому к смерти запускалась голодная крыса, каковой тоже ничего, в свою очередь, не оставалось, как в буквальном смысле прогрызать себе путь ко Спасению сквозь внутренние органы жертвы китайского правосудия. Но — одновременно с этим думал я — то какая-то мерзкая голодная крыса, а то Микки-Маус — это ведь совершенно явно не одно и то же!
— А она пушистая? — решил уточнить я, чтобы лучше себе это представить.
— Ну-у… — задумалась Ольга, как будто припоминая нюансы той давней истории, — пожалуй, что да.
— А усики у неё есть? — спросил я.
— Да ну тебя, извращенец! — сказала Ольга и опять рассмеялась.
— Оля, — назвал я её по имени и невольно на мгновение покраснел; я всегда, во всех своих жизнях, немного смущаюсь, когда наши отношения с ней заходят столь далеко, что называть своего бывшего учителя по имени-отчеству становится неуместно, — знаешь, наверно я всё-таки не могу себе этого представить. Ну, — я хмыкнул, — хотя бы в силу, я извиняюсь, гендерных отличий.
— Понимаю тебя, мой друг…
(Когда Ольга произносит это словосочетание «мой друг» или как когда-то на занятиях, дабы утихомирить разошедшихся подростков, «друзья мои», я всю жизнь не могу избавиться от ощущения, что она говорит это на французском. Нет-нет, серьёзно-серьёзно, она говорит «мой друг», а на самом деле звучит это как «mon ami»!)
Она снова слегка игриво улыбнулась:
— Так ты, конечно же, хочешь знать, успела ли я испытать оргазм с Микки-Маусом в оставшиеся пять минут после того, как я испытала его с тобою, мой друг?..