На опушке дядя Эб свистнул, в ответ донёсся радостный отрывистый лай. Через несколько минут они подошли к одинокому дуплистому клёну. Джипси, чёрная собака дяди Эба, известная всей округе как лучший ловец енотов, махала хвостом и тявкала, не отходя от дерева ни на шаг. Эб потрепал её по мохнатой спине.
— Умница, Джипси, сейчас мы доберёмся до мистера ракуна…
Негр набрал хвороста, сложил у подножья и высек огня.
Сухие листья вспыхнули сразу, густой светлый дым потянулся в дупло. Дядя Эб вытащил из-за пояса топор.
— Смотрите, мастер Пол! — подтолкнул он мальчика.
В отверстие дупла, возле кроны, неслышно высунулась серая голова с широкой тёмной полосой поперёк глаз. Похоже было, что на острую лисью мордочку надели чёрную полумаску.
Огонь разгорался, трещала кора, дядя Эб подкидывал сухие ветки. И енот не выдержал. Серый клубок метнулся с кроны вниз, к лесу, но Джипси с рычанием вцепилась в него на полдороге.
Енот отчаянно защищался, лишь топорище решило его судьбу. Зверька спрятали в мешок. Джипси с кровавой царапиной на морде чихала и удовлетворённо облизывалась. Пол молчал. По дороге домой он спросил внезапно:
— Зачем мы убили енота, дядя Эб? Он нас не трогал.
Дядя Эб даже приостановился.
— Господь с вами, мастер Пол. Ракун — злой зверь, он душит кур. Все охотятся на ракуна, мастер Пол, я уж не знаю, сколько лет… А миссис Тельсид выйдет отличная муфта. Не стоит жалеть ракуна, мастер Пол.
Пол упрямо качал головой, охота ему не понравилась.
Они шли домой через тёмный, заснувший лес. Звёзды ярко блестели, но луна скрывалась за холмами облаков. В болоте под горой громко кричали лягушки, а деревья слегка покачивались, точно огромные, длиннорукие негры.
Пахло сыростью. Пол шагал рядом с дядей Эбом, и ему казалось, что десятки раз проходили они так вдвоём по тёмному лесу, что десятки раз слышал он когда-то гораздо раньше ночную песню лягушек и чуял болотный запах из-под горы.
Всё это было впервые, и Пол твёрдо знал, что этого не могло быть раньше. Не могло и не было. И всё-таки чувство известного, пережитого и сохранившегося в памяти никак не оставляло его.
— Может быть, я бывал здесь во сне? — спросил себя Пол.
Жёлтыми огнями засветился дом. Пол вбежал в гостиную. Миссис Тельсид, надев очки, вышивала у лампы. Дядя Эрнест, заложив руки за спину, шагал по комнате, а у пылающего камина сидел новый гость. Было совсем тепло, но миссис Тельсид любила огонь. Новый гость неторопливо ломал сухие ветки и подбрасывал обломки в камин. Увидев Пола, он подошёл к нему, протянул длинную руку и откинул голову мальчика так, чтобы видеть лицо.
Помолчав секунду, он спросил:
— Как дела, Пол?
— Отлично, дедушка! — весело ответил Пол. Он всегда любил Жозефа ле Карпантье, отца миссис Тельсид, Старому французу было за семьдесят, но он был сухощав и строен, как юноша.
Ростом он был выше даже высокого Эрнеста, а гладко выбритое лицо его всегда было приветливо и спокойно. Жозеф ле Карпантье был человеком старого закала. Он происходил из старинной гугенотской семьи, ещё в прошлом столетии обосновавшейся на Мартинике. Отмена Нантского эдикта выгнала гугенотов из Франции. Высаживаясь на Американском континенте, французы разбивались на два основных потока: один двигался на север, в издавна французскую Канаду, другой же шёл на юг, на Большие Антиллы, Кубу и Луизиану. Дедушка лет сорок подряд был плантатором на Мартинике и составил себе небольшое состояние. Состарившись, он продал свои плантации и переехал в Новый Орлеан, где жили две его замужние дочери с семьями. Старик овдовел давно и сильно скучал. От нечего делать он купил аукционный зал в Новом Орлеане, на углу Канал-стрит и Роял-стрит, напротив здания хлопковой биржи. Зятья подтрунивали, что доходов с аукционного зала как раз хватает на его освещение, но старика это не тревожило.
Он привык быть чем-то занятым и твёрдо верил в пословицу о старой лошади, которую держат оглобли. Умирать он, впрочем, не собирался и не раз обещал детям дожить до ста лет. Пол был убеждён, что так оно и будет: дедушка Жозеф никогда не бросал слов на ветер.
— Сыграем, Пол? — внезапно сказал дядя Эрнест. — Тащи сюда доску!
Вскоре Пол вернулся со старинным шахматным ящиком. На маленьком столике в уютном темноватом углу началась игра. Ле Карпантье, сам хороший шахматист, придвинул себе кресло и уселся сбоку, не говоря ни слова.
Вскоре Пол запел, тихо, почти беззвучно. Он всегда пел, когда играл в шахматы, ему казалось, что это необходимо.