Мягко постукивали подковы, скрипела коляска, чёрная спина Джимми подпрыгивала в свете луны. Тени тополей растушевали пыльную дорогу тёмными и светлыми полосами.
Полу стало холодно. Он свернулся в клубочек, поджал колени к подбородку и закрыл глаза. Сзади хрипло дышал судья.
Коляску мерно качало. Пол очень устал. «Зачем кончилась эта ночь? — думал он в полусне. — И зачем меня увезли оттуда?»
Было сегодня утро? Кажется, было, но это было совсем иное утро, и он, Пол, был совсем другим. Всё было по-другому. «Что это значит?» — думал Пол.
Поскрипывали колёса, оранжевые круги дрожали в зажмуренных глазах, таяли и возникали снова. Гордое лицо молодого Давенпорта выплыло из тьмы. Мэй, Мэй…
Он очень устал, и ему хотелось плакать.
Стучали подковы, раскачивалась на ухабах коляска, бежали мимо чёрные тополя.
V
Мокрое утро висело над миром. Седло скрипело.
Проклятый Джимми, когда он выучится седлать? Чавкая, копыта месили рыжую грязь. Ветер швырял в лицо водяную пыль.
Судья завернулся плотнее в шерстяной, пахнущий псиной плащ. Слезть, переседлать? Не стоит, до города осталось совсем немного. Мысли плелись безрадостно и лениво. Противное время — эти зимние дожди. Вот и ещё один год кончается. Уходит в вечность. Впрочем, жалеть его незачем, это был скверный год.
Дела судьи материально ухудшились. Он сделал по-своему, как всегда. Он прогнал Мюрэ, но имение не стало доходнее. Француз воровал, но знал хлопководство до тонкости. Впрочем, сидеть за одним столом с жуликом достаточно противно, прогнать его следовало давно. Стоит ли вообще возиться с хлопком — вот что нужно решить.
Север не хочет покупать, маклеры разоряются, плантаторы тоже. Судья усмехнулся, вспомнив лицо Аллисона, И ярость охватила его. Аллисон решил купить его, как покупают кусок мяса на базаре.
Далёкий печальный звук заставил судью поднять лицо.
В сером небе плыл журавлиный клин. Он летел к югу медленно и низко, птицы с трудом взмахивали намокшими крыльями. Устали, бедняги. Когда-нибудь, не скоро, и человек полетит, куда захочет. Разумеется, не на этих дурацких шарах, конечно нет.
Люди придумают что-нибудь получше. Он не увидит этого, но Пол, пожалуй, увидит. Но только будет это не здесь, не в Луизиане… Ах, дорогие соотечественники, чёрт бы побрал ваши тупые головы и жадные руки. Неужели вы не видите, что сеете?..
— Эй, судья! — громко закричали сзади. Судья натянул поводья. Его нагонял закутанный всадник. Судья узнал худую серую лошадь, потемневшую от дождя.
— Доброе утро, отец Амброз. В такую погоду за лисицами?
— Какие, к чёрту лисицы! — сердито сказал священник. — На ферме у Джойсов умирает старуха. Вы слышали новости, судья?
— Новости? Нет. Я не был вчера в городе.
— Ха! — оживился священник. — Город сошёл с ума! Вчера пришло известие: какой-то Саттер или Суттер словом, какой-то паршивый эмигрант… Швейцарец, кажется…
— И что же?
— Он ставил водяное колесо для своей лесопилки.
— Это и есть ваши новости? — усмехнулся судья.
— Не перебивайте меня. Суттер ставил водяное колесо для своей лесопилки. И вот выгреб из желоба чистого золота на шесть тысяч долларов. Недурно для начала?
— Да, — сказал, подумав, судья. — Для начала недурно. А где это случилось, отец Амброз?
— Не так уж далеко от нас с вами! Это было в Калифорнии, в долине реки Сакраменто.
— А это не враки?
— Я сам видел номер «Калифорнийского курьера», судья. Дурак Суттер тут же продал свой участок за сто тысяч. Эти эмигранты — бараны, клянусь богом. А вдруг там миллион?..
— А почему не сто миллионов? Что же будет дальше, отец Амброз?
— Начнётся золотая лихорадка, судья. Начнётся золотое безумие, великое переселение народов, небывалая волна убийств и всяких преступлений…
Они остановились на перекрёстке дорог. Дождь перестал, небо медленно прояснялось.
— Скажу вам по секрету, судья…
— А старуха Джойс?
— Неважно, она подождёт. Все Джойсы — крепкие люди. Я скажу вам по секрету: мне опротивела эта страна. За два цента я готов переселиться на Север!
— Но ведь там нет ни лисиц, ни форелей!
— Только это меня и останавливает, — грустно сказал отец Амброз. — Зато там собрались все деньги Америки и все умные головы Америки. Это стоит, пожалуй, лисиц и форелей…
— Не берусь советовать, отец Амброз, — вздохнул судья.
— Ладно, я заеду к вам, и мы поговорим обо всём поподробнее. Привет миссис Морфи!