Он вышел, а судья вновь зашагал по камере. Интересно бы взглянуть на лицо Аллисона, когда он подписывал купчую. Проклятая гиена, поедающая трупы.
Мысли его перебил громкий лай. Свистнула плётка, лай перешёл в визг. На пороге камеры стоял огромный детина. — Можно войти, мистер?
— Войдите.
На детине была одежда траппера. Кожаный камзол и бобровая шапка блестели от дождя. Высокие, выше колен, болотные сапоги были покрыты грязью и тиной. Веснушчатое голубоглазое лицо с полуоткрытым ртом вспотело от робости.
— Добрый день, мистер! — У верзилы был писклявый, почти детский голос. — Меня зовут Дэв. Дэвид Харт из Теннесси. Мистер Хорн велел мне обождать тут полчасика. Собачек я подвязал, мистер, не беспокойтесь.
Он уселся на застонавший стул и снял шапку.
— Вы и есть судья, мистер? — спросил он почтительно.
— Да. А вы кто, мистер Харт?
— Я? Я сын старого Харта, мистер, — сказал верзила с горделивой скромностью. — Я второй сын Эмоса Харта, первого негролова Теннесси. Работаю вместе с папашей и старшим братцем Джэйкобом. У нас восемь пар собачек, лучших во всём штате. Теперь мистер Хорн пригласил нас — меня и братца Джэйкоба — поработать тут у вас в Луизиане.
Мистер Харт-младший оказался разговорчивым парнем. Он достал пачку чёрного прессованного табаку, отрезал здоровенную жвачку и сунул её за щёку.
— Угодно табачку, мистер? Нет? Как вам угодно. Челюсти его мерно двигались.
— Бог даст, у вас тут будут хорошие заработки. Мистер Хорн сказал: негры бегут сотнями…
Коричневый комок перелетел через комнату и метко шлепнулся в плевательницу. Судья с интересом проследил за его полётом.
— Сколько же вам платят, мистер Харт?
— По пятнадцать монет с головы, на хозяйских харчах и хозяйском корме для собачек, — с готовностью сообщил верзила. — Папаша сказал, что если мы с братцем Джэйкобом принесём домой триста долларов, то сотню он пожертвует на церковь, а на остальные… — Дэвид Харт стыдливо запнулся и прибавил, улыбнувшись во весь рот: — А на остальные устроит мою свадьбу… Человеку следует жениться, не так ли, мистер? Мы с Нэнси Бригг давно решили пожениться, но папаша позволил только сейчас.
— Понятно. А что, Дэвид, мистер Харт — очень благочестивый человек?
— Папаша? — благоговейно переспросил Дэвид. — Папаша наш — столп церкви, постоянный староста. Он знает библию наизусть до самой застёжки! Папаша — учёный человек, мистер, не то, что мы. По воскресеньям он говорит проповеди.
— А по будням ловит беглых негров. Отличное ремесло. Скажите, Дэвид, а как вы насчёт того, чтобы поймать для мистера Хорна одного белого человека?
Верзила уронил шапку.
— Белого, мистер? — Он плюнул и промахнулся, жвачка лежала на полу. — Нет, мистер, это дело не пойдёт. Наше дело — беглые негры, а белых пусть ловит шериф, это его дело.
— Цена будет другая, Дэвид! — искушал судья. Верзила мотал головой, как конь, отгоняющий мух.
— Нет, мистер, никак нельзя. Ни папаша, ни дедушка, никто в нашем роду не занимался таким делом. И собачки к этому не приучены. Нет, мистер, этого мы не можем. И в библии сказано… Не помню только как…
— Правильно, Дэвид! — сказал успокоенно судья. — Пусть белых ловит шериф! Я очень рад, Дэвид, что вы уважаете законы!
— А как же иначе, мистер? Папаша всегда говорит: человек создаёт и соблюдает законы. Тем он и отличается от скотины. И в библии, мистер, есть насчёт этого, не помню только, что именно.
— Совершенно правильно, Дэвид. К чёрту мистера Хорна, есть ещё закон и порядок в этой стране!
Дыша со свистом, как загнанная лошадь, вбежал в камеру бледный О'Хара:
— На Канал-стрит самосуд, ваша честь, убийство! Я ничего не мог поделать с толпой, там сотни. Бежим!
Все трое бежали рядом — судья, полицейский и негролов Дэвид Харт. На углу Канал-стрит бушевала толпа, проклятия и угрозы гудели над ней. Из всех окон виднелись головы и неслись воинственные вопли. Посреди толпы трое со свирепыми лицами возились с верёвочной петлёй.
— Что вы делаете? Что вы делаете, безумцы? — срывая голос, закричал судья. — Именем штата Луизиана!..
Он бросился в толпу и отлетел от чьей-то дюжей спины.
Людская стена стояла упруго и плотно, без щелей.
Судья бросился ещё раз, но стена была неприступна.
— Именем штата! Именем штата Луизиана!.. — почти беззвучно повторял судья. Он упал, чей-то сапог наступил ему на пальцы, но он не почувствовал боли. Как во сне, ледяное чувство бессилия охватило его. Он ничему не мог помешать.
Длинное тело поднялось и повисло на фонаре. Плотное кольцо сразу заколебалось, начало таять и распадаться.