…Вот он, чемпион мира, возвращается в Америку и высаживается в Нью-Йорке… Нет, он лучше приедет прямо домой. На пристани Нового Орлеана его встречает огромная толпа, и все кричат хором: «Трижды ура чемпиону мира!» А в толпе — папа, мама, Эллен и… и, конечно, Мэй! И вот Пол спускается на пристань, подходит к ней и говорит: «Я сделал это для вас, мисс Мэй!»
Пол очнулся. Панчо деловито жевал клевер на самой середине поля. Пол дёрнул поводья.
Панчо выскочил на дорогу и поскакал мелким галопом, тряся ушами и отфыркиваясь. Пол подгонял, лицо его горело. Проскакав с милю, он перевёл пони на рысь и свернул на полузаросшую тропинку. Вокруг зашумел лес. Тропинка, упругая от опавшей хвои, извивалась между зарослями кустов. Пол выехал на полянку и огляделся. Да, здесь… Он соскочил с седла и зацепил поводья за сучок.
Белка перелетела на дерево перед ним, красноголовый дятел перестал долбить и побежал вверх по стволу.
За густым орешником стоял дуплистый старый бук. Верхушка его, разбитая когда-то молнией, торчала острым почерневшим изломом. Пол подошёл и сунул руку в дупло. Он шарил в почтовом ящике дрожащими пальцами и вдруг вытащил увядающую белую розу с наколотой запиской. Пол развернул бумажку и прочёл аккуратную строчку: «Желаю успеха, Ваш друг Мэй».
Она знала! Пол высоко подпрыгнул, подбежал к Панчо и обнял его.
— Панчо, она знает о завтрашнем дне! Знает и желает мне успеха!
Пони потянулся к розе губами, но получил щелчок в нос и отвернулся. И без щелчка он знал, что это растение с неприятным запахом несъедобно.
Пол опустил в дупло маленький конверт и постоял минуту, гладя рукой шершавую кору. Потом он вздохнул, вскочил в седло и поскакал домой.
Дядя Эрнест оказался прав.
Папа не только не возражал, но и сам решил поехать с ними. И вот они катили все трое по широкой дороге, и Пол сидел не на своей скамеечке, а на сиденье вместе со взрослыми.
Причёсанный и бледный, он казался совсем маленьким.
Эрнест молчал. Судья озабоченно хмурился и говорил о колледже.
— Там самая большая программа по истории, Пол, и тебя непременно спросят про «Анабазис». Ты ещё помнишь, что такое «Анабазис»?
— Помню, папа. Это рассказ об отступлении десяти тысяч эллинов через Малую Азию, написанный Ксенофонтом, его участником.
— Так. А что ты знаешь о пунических войнах?
— Пунических войн было три…
— Не надо, Алонзо, — тихо перебил Эрнест. — Не мешай ему собраться с мыслями.
Судья замолчал. Джимми гнал лошадей во весь дух, и вскоре вокруг них замелькали дома предместья. Вот и Роял-стрит, вот и вывеска биржевой конторы. Боже, сколько народу!
Коляска остановилась. Пол знал это место, он уже играл здесь не один раз. В помещении биржевой конторы второй этаж был занят читальным залом и библиотекой, а за ней была большая комната, отведённая для встреч городских шахматистов.
Здесь Пол играл с братьями Перрэн, с судьёй Миком и другими местными любителями. Вот и сейчас усатый, шести футов ростом судья Мик — юрист, поэт и оратор — устремился к ним.
— Отойдите, Мик! — загородил Пола Эрнест. Пожав плечами, Мик отошёл. Они поднимались по лестнице, здороваясь на ходу.
Пол стиснул зубы. Ноги его подгибались, он был недалёк от обморока. На площадке старый Стэнли похлопал Пола по плечу:
— Не бойся, мальчик! Ведь он не съест тебя!
— Не робей, Пол! — подхватил кто-то справа. — Не робей, не давай запугать себя!
Пол тряхнул головой и нащупал в кармане носовой платок, в котором была завёрнута белая роза. Он не боялся.
— Ну, Пол… — глухо сказал Эрнест и рывком открыл дверь. Большая комната — не шахматная комната, а читальный зал! — была битком набита народом. Казалось, невозможно вместить и одного нового человека, но трём представителям семейства Морфи немедленно открылся свободный проход.
За круглым столом, ярко освещённым висячей лампой, сидел невысокий человек в поношенном сюртуке. Он был лысоват, чёрная бородка заостряла помятое, нервное лицо.
Готовые к игре шахматы стояли перед ним. Плавно помахивая рукой, он рассказывал что-то благоговейным слушателям. Эрнест Морфи подошёл к нему и поклонился.
— Вот ваш партнёр, мистер Левенталь! — сказал он отрывисто. Казалось, он сердится на кого-то.
Сидевший поднял круглые, ястребиные глаза и остановился на полуслове. Затем он встал и оглянулся по сторонам, точно недоумевая.
— Такой крошка? Das ist unmöglich, meine Herren! Такой малютка? Das ist ungehört! Это шутка, конечно?
Опять он оглянулся по сторонам. Никто не улыбался. Левенталь неловко засмеялся, все молчали.