Смеясь и болтая, шахматисты перебрались в роскошный холл расположенного неподалёку «Бронкс-отеля».
Бросили жребий, и судьба, любящая язвительные штучки, снова показала себя. Мистер Джэмс Томпсон должен был скрестить оружие с Полом в первом же круге, а Паульсен играл против малоизвестного Джульена Денниса.
Восемь пар, сведённых жребием, сидят за клетчатыми столами друг против друга. Восемь матчей — до трёх выигранных партий, ничьи не в счёт — определят восьмерых победителей. Снова жребий, снова игра, и от восьми останется четверо. Когда останутся двое, будет сыграно шесть партий, и победитель этого матча станет чемпионом Соединённых Штатов.
А пока восемь столиков стоят в зелёном холле «Бронкс-отеля», шестнадцать человек сидят за ними, и каждый непоколебимо верит в то, что именно ему суждено стать чемпионом.
Пол сел к столу против грузного Томпсона. Наступила густая, напряжённая тишина, над красным сукном судейского стола поднялся высокий и сухопарый полковник Мид.
Он неторопливо разгладил бакенбарды, взглянул на часы и позвонил в серебряный колокольчик.
— Начинайте, джентльмены!
Мясистая рука Томпсона двинула королевскую пешку на два поля. Пол прикрыл руками лицо, чтобы противник не смог заметить охватившего его волнения.
Так, итальянская. Этого и следовало ожидать, сейчас он предложит мне гамбит Эванса — и я приму его. Что это? Нет, он не предложил гамбит Эванса, он сыграл d3! Он хочет спокойной, самой спокойной игры. Но это значит… это значит, что он боится меня! Спокойствие. Да, он боится, он избегает осложнений. Очень хорошо. Этого слона нужно оттеснить. Вот так. Теперь пора провести удар в центре. Если он разменяет ферзей, эндшпиль будет в мою пользу. Нет, он не меняет ферзей… Но теперь у белого коня нет хорошего поля, а я захвачу ладьями обе центральные линии. Вот так. Пусть он меняет лёгкие фигуры, у меня останется слон против коня. Хороший слон — против плохого коня. Очень хороший слон, который сейчас прицелится на белого короля.
Ага, он собирается меняться ладьями. Но нет, это не проходит, здесь есть любопытное опровержение… Спокойствие, Пол, спокойствие!..
Пол откинул голову на спинку кресла. На потолке был гобелен, изображавший охоту на оленя. Охотники в зелёных камзолах трубили в рога и шпорили зелёных коней.
Он опустил глаза. Томпсон трудолюбиво сопел, уткнувшись в доску. Неужели он не видит замаскированного удара?
Томпсон протянул руку к ладье, и сердце Пола замерло: если естественный ход ладьёй будет сделан, он побьёт пешку с шахом, а затем… Затем быстро выиграет. Внимание!
Томпсон отнял руку и принялся чесать нос. Пол стиснул зубы. И вдруг Томпсон быстро и решительно сыграл ладьёй. Пол вздрогнул. Неужели он ошибся, чего-то недоглядел? Проверить, не торопиться! Да, всё правильно. Томпсон просто зевнул! И Пол побил с шахом дважды защищённую пешку. Томпсон оторопело взглянул на него, на доску, снова на него и опустил голову на руки. Пол отошёл от стола. Ему хотелось запрыгать, он кусал губы, сдерживая смех.
Томпсон задумался надолго. Лихтенгейн уже успел выиграть. Белокурый Паульсен, откинувшись на спинку кресла, беззвучно шевеля губами, рассчитывал финальную матовую комбинацию.
Пол вернулся к своему столу и быстро заставил Томпсона сдаться.
Вторую и третью партии Томпсон проиграл почти без борьбы, он был совершенно подавлен и играл, словно обречённый.
Со счётом 3:0 Пол Чарлз Морфи (Луизиана) вошёл в четвертьфинальную восьмёрку.
В восьмёрке жребий свёл Пола с судьёй Миком, которого он хорошо знал по Новому Орлеану. Он знал, что играет сильнее Мика, и Мик тоже знал это. Когда они уселись за столик, внешняя разница была разительнее, чем между Давидом и Голиафом.
— Я положу вас в карман, юноша! — пошутил Мик перед началом игры, но Пол только усмехнулся.
Он снова выиграл со счётом 3:0, и Мик ничуть не удивился этому. Теперь только Пола заметила нью-йоркская пресса.
Фред Эдж, репортёр «Громовержца», напечатал коротенькую заметку об энергичном стиле молодого южанина, который буквально «съел» обоих своих противников. Он принёс Полу газету, но тон заметки не понравился тому, он принял Эджа холодно.
Кроме Пола, в четвёрку попали Паульсен, Лихтенгейн и черноглазый Рафаэль, доктор медицины, родители которого, натурализовавшиеся итальянцы, держали когда-то зеленную лавку в Гарлеме. Черноглазый Рафаэль играл быстро и находчиво, но поверхностно, медлительному и основательному Людвигу Паульсену он не мог быть серьёзным противником.