6
В октябре Николаю вручили на бирже талончик с направлением на Паровозоремонтный завод. В отдел кадров ходили вместе с отцом. Оттуда, после переговоров с мастером Иваном Сергеевичем Афанасьевым, Николая направили учеником стерженщика в литейный цех.
— Ты ходи и приглядывайся, — сказал Иван Сергеевич Николаю. — Сегодня у меня с тебя спроса не будет. Если чего, так ты меня спрашивай. Понял?
Посреди цеха горкой лежала формовочная земля. Николай потрогал ее, попробовал сжать в комок. Тяжелая, маслянистая, она была похожа на творог, только черного цвета. Последил он за работой формовщиков, посмотрел, как осторожно они вынимают отформованную модель и аккуратно, чтобы не нарушить форму, соединяют две половинки тяжелой железной опоки. Он пробовал набить опоку землей, когда к нему подошел Иван Сергеевич.
— Ну, салага, — сказал он, — гляди в оба — сейчас металл сливать будем.
Ослепительно белая струя, рассыпая искры, ударила в дно ковша, похожего на огромную разливательную ложку на колесах. На черном от копоти потолке причудливо зашевелились тени стальных ферм. Двое рабочих осторожно покатили тяжелый, раскалившийся до темно-вишневого свечения ковш по рифленым чугунным плитам пола. На поверхности металла подрагивала бурая сморщенная пленка. Ковш медленно наклонился, и тонкая струйка металла полилась в форму. По литейной поплыл голубой угарный дымок. Резко запахло жженой формовочной землей. Вот форма уже залита, из ее лётки со свистом вырывается струйка бурого дыма, а из ковша уже льется металл в следующую. Литейщик в большом кожаном фартуке и таких же рукавицах, словно заботливый повар, раздает порции металла. Вот и последняя форма получила свою порцию. Медленно тускнеет раскаленное дно опрокинутого ковша. Рабочий цикл окончен. Все облегченно вздыхают. В ожидании этого момента работали формовщики, набивая опоки, и Франц Павлович трудился в своей «кухне». Сейчас он стоит в дверях ваграночной и, поглядывая на сына, перемигивается с пожилым литейщиком, который, вытерев большим платком мокрое от пота лицо, жадно пьет из большой кружки подсоленную воду.
И стал Николай Гастелло рабочим. Первые дни он находился словно в тумане, кипучая жизнь большого заводского коллектива ошеломила его. Ребята, с которыми он постоянно встречался в клубе, здесь были совсем другими — серьезными, сосредоточенными. Выйдя как-то из цеха, он прямо наткнулся на Старикова: тот нес на плече какой-то неведомый Николаю инструмент.
— Ага, попался, — подмигнул он Николаю. — Правильно, хватит лодырничать! — и, не дожидаясь ответа, пошел дальше, шагая через мутные осенние лужи.
В обед в заводской столовой Николай встретил Леву Рябова. Потолковали о самодеятельности, договорились встретиться в клубе.
— А на курсы ты уже ходил? — поинтересовался Лева на прощание.
— Еще бы!
В первый же день, как только у Николая оказался заводской пропуск, он пришел в канцелярию курсов.
— Заявление принес? — спросил его завуч.
— Да.
— Так, так, учиться, значит, задумал. Дело хорошее… Гастелло? Это не родственник твой в литейке работает?.. Отец? Вон как! Ну, посмотрим, что ты тут написал. «Прошу принять на учобу… окончил пять классов». Все правильно, только «учебу» надо через «е», а не через «о» писать. Да ты не тушуйся, не такие еще грамотеи к нам приходили, — сказал завуч, заметив смущение Николая. — В общем, десятого в пять тридцать первое занятие.
Теперь Николай три, а то и четыре раза в неделю приходил домой в десятом часу.
— Ну как, студент, трудно? — спрашивал его иногда Франц Павлович.
— Трудно, батя, — отвечал Николай, — фундамент у меня жидковат.
Наскоро поужинав, он засаживался за учебники и конспекты. Но, уходя к себе, никогда не забывал хоть парой слов переброситься с Ниной и Виктором. Старший в семье, он относился к ним с нежной заботливостью и был в курсе всех их школьных и домашних дел. А если у него выкраивались два часа свободного времени, он мастерил им игрушки. Не даром прошли месяцы учебы в Доме подростков: ладно сделанные и тщательно раскрашенные паровозы, вагоны, автомобили Виктора и кукольная мебель Нины были сделаны руками старшего брата. Много времени Николай уделял клубу и общественной работе на заводе и курсах. Серьезный, вдумчивый, к работе, равно как и к учебе, он относился с исключительной добросовестностью и, начав дело, никогда не бросал его. Эти его качества ценили все и, когда нужно было поручить кому-нибудь общественную работу, первым делом вспоминали про Николая. И неудивительно, что вскоре он с гордостью привинтил на лацкан своего пиджака маленький комсомольский значок.