— А мать-то, мать как обрадуется! — Франц Павлович бережно опустил сына на землю. — Домой, скорей домой!
2
Последнее воскресенье апреля. В большом красном здании Пушкинского народного училища, обычно шумном, как растревоженный улей, сегодня было тихо. Учительница младших классов Евгения Сергеевна Таланникова вошла в ворота, обошла здание и направилась к высокому крыльцу. На верхней ступеньке, склонившись над книжкой, сидел худенький смуглый мальчик.
«Как всегда, первым пришел Гастелло», — не без удовольствия отметила учительница. Она любила этого жизнерадостного и в то же время любознательного и серьезного мальчика. Собственно, из-за него она пожертвовала сегодняшним воскресным днем и согласилась повести ребят на экскурсию на Ходынское поле.
Недавно Коля Гастелло принес в класс старательно сделанную им модель аэроплана. Маленький аэропланчик был совсем как настоящий. Хитрая пружинка вращала вырезанный из дерева пропеллер, и модель каталась по полу на маленьких жестяных колесиках. Ребята не скупились на похвалы. «Здорово! Вот это да! Вот это машина!» — слышались вокруг восклицания, но Колю они не радовали.
«Плохой у меня получился аэроплан», — сказал он учительнице.
«Почему же плохой? Смотри, как он ребятам нравится».
«Так он же не летает! Объясните мне, Евгения Сергеевна, почему он не летает?» — с надеждой в голосе спросил мальчик.
«Может быть, он слишком тяжелый», — предположила учительница.
«Да нет, — погрустнев, сказал Коля, — он совсем легкий».
С того дня весь класс увлекся авиацией. На доске стали появляться рисунки аэропланов. Кто-то из ребят принес потрепанную книжку «Императорский воздушный флот»; там были нарисованы похожие на стрекоз «фарманы» и «блерио», а на последней странице изображен в красках первый в мире тяжелый четырехмоторный «Илья Муромец».
Услышав шаги Евгении Сергеевны, Коля сложил книжку и поднялся ей навстречу.
— Я уж боялся, что вы не придете, — сказал он, поздоровавшись.
Когда все собрались, отправились на трамвайную остановку. Весело позванивая на перекрестках, трамвай помчался по ярко освещенным солнцем московским улицам. Через полчаса мальчишки высыпали на щербатую деревянную платформу конечной остановки. В глубине аллеи белели нарядные ворота бегов, украшенные конными скульптурами, а дальше тянулся серый щелястый забор. Пройдя вдоль забора, вошли в калитку. Глазам ребят открылось большое поле, посреди которого на затоптанной и забрызганной маслом траве стояли два самолета, очень похожие на те — из книжки об императорском флоте. Вокруг одного из них возились люди, а пропеллер другого медленно, словно с неохотой, крутился, и мотор его негромко жужжал.
Ребята так увлеклись, что не заметили, как сзади к ним подошел человек в кожаной куртке и летном шлеме, с большими выпуклыми очками на лбу. Человек долго разглядывал стриженые и вихрастые затылки ребят, а потом, улыбнувшись, спросил:
— Что это за комиссия?
Вся «комиссия» повернулась и наперебой стала объяснять, кто они, откуда и зачем пришли.
— Тогда пошли ближе, — предложил летчик.
Повторять приглашение не пришлось, и ребята дружно двинулись вслед за ним. По дороге выяснилось, что почти весь класс хочет стать летчиками, а Коля Гастелло сделал аэроплан, совсем как настоящий, только маленький.
— Кто это Коля Гастелло? — спросил летчик.
Ребята вытолкнули вперед упиравшегося Николку.
— Ты сделал аэроплан?
— Да, но он почему-то не летает.
— Не летает? В этом, брат, надо разобраться. Ты змея когда-нибудь запускал? (Николка утвердительно кивнул головой. Еще бы! Он и сейчас помнит, как рвется из рук змей на упругом ветру, как натягивается и звенит струной крепчайшая суровая нитка.) Хорошо, а задумывался ты, почему он летает?
— Его ветер держит.
— Правильно, ветер. И самолет с земли тоже поднимает ветер, только искусственный.
Подошел механик и отрапортовал о готовности к полету.
— Ну, мне пора, — сказал летчик. — В двух словах об этом все равно не расскажешь. Вон они, «мораны», стоят, приглядись, как у них устроены крылья.
Летчик поднялся в кабину, спустил на глаза очки, подвигал рулями управления. У пропеллера в ожидании стоял механик.
— Контакт!
— Есть контакт!
— От винта!
Крутанув пропеллер, механик отскочил в сторону. Несколько оборотов с характерным всасывающим звуком: чух-чух-чух — и мотор заурчал на низкой басовой ноте. Летчик уверенно двинул от себя сектор газа — мотор взревел с удесятеренной силой; полетели пыль, клочья травы, и самолет, слегка подпрыгивая на неровностях, помчался по полю.