Когда следующее утро потихоньку мешало в нас тональ с нагвалем, медленно пробудилось осознание, что у тех чернявых студентов были огнестрелы. Из которых они, опомнившись, здорово в нас палили. Бахус хранил нас, и оккупанты попали лишь в какую-то бабку, напоминающую Сталина. Она, слюнявя выросшие над губой усы, так долго кричала по телевизору о своей молодости, что у меня разболелась голова.
Поэтому, тщательно изучив случившееся, Знаток сказал, что надо перестать пить.
С этого дня в наши ряды пришёл духовно-структурный кризис. Мы стали осторожно взвешивать унции разумного эгоизма в деле, где надо голосовать не мозгом, а сердцем и руками.
Теперь мы sXe и веганы. Человеконенавистники и исламисты. Автономы и хардбасисты. Расиалисты и либертарианцы. Национал-интеллектуалисты и социал-тутовисты.
Или говно, как говорит Алекс.
Но обо всем по порядку.
Глава 2
Трудно быть никем
Изначально нас было пятеро, и мы не походили на мушкетеров ни по числу, ни по идеям. Я не Будда, не толстовец, и достигну просветления только тогда, когда гордо встану на обломки существующего самовластия системы, на которых уже некому будет написать наши имена.
Не выблевывая из себя пошлых предисловий, стоит сказать о персонажах. В наших глазах была ненависть, а в рукавах серых курток ножи. Это было банально, но я не хотел об этом думать.
Например, в карих глазах Фугаса не было ничего, кроме мути. Он был озлоблен на весь мир без сухого остатка. Как крыса, которой прищемили хвост. Чуть сутуловат и не в меру злобен. В насмешку над его костлявой худобой парня прозвали Фугасом. Он часто плевался, будто бы одновременно жевал нюхательный табак и насвай, отчего его мелкое, невыразительное лицо, лишённое всякого полета мысли, сводило в гримасу боли и отвращения. Пожалуй, у него была одна выразительная черта — это их полное отсутствие. А еще он до острых колик не любил девушек.
— Единственное, ради чего я живу, — иногда говорил Фугас, — так это для убийства русских шлюх.
— А еще для того, чтобы на них дрочить, — смеялся Торвальд, — твои ладони уже как наждак! Если будешь гладить ими бревно, то получится Буратино.
Изысканно шутят на балу, а мы говорим как есть. Особенно Торвальд. Это грозное скандинавское имя из страны фьордов и валькирий более чем подходило парню. Он обладал настоящей нордической внешностью, будто взятой из учебника по расологии. Шесть футов красоты. В глазах кинжальный блеск замерзшего льда. Плотно сжатые губы — ножны, в которые был вложен меч языка. Больше всего сила проявляется в спокойствии, и, глядя на Торвальда, я всегда понимал, что воплотившемуся в человеке северному богу, принадлежит не только сила, но и интеллект. Его можно было описывать только пафосом. И он это знал. Теша свою гордыню Торвальд говорил нам, что по крови он настоящий германец, не чета нам, нецивилизованным славянам.
— Русские это полулюди, — всегда утверждал Тор, — это язва на теле Европы. Её надо выжечь калёным железом.
С Торвальдом редко спорили, потому что он был чрезвычайно силён. Ни я, ни Фугас не хотели рисковать здоровьем. Интеллектуально опровергать гиганта мог позволить себе только Знаток, но он был солидарен с Торвальдом. Мы впитали с молоком Марио Тутти тактику автономных ячеек, и Знаток был нашим мозгом. Городская герилья должна длиться вечно, пока либо мы, либо город с распоротыми площадями не падёт, издыхая, оземь.
— Всему своё время, Тор, — немножко надменно бормотал парень. Он называл себя Максимом, а нас заставлял называть его Знаток, — когда-нибудь мы сделаем это.
Он был лидером от дьявола. В нём сочеталась красота и воля. Ум и желание действовать. Он, обладая великолепными ораторскими способностями, не раз кричал, заводя толпу на собраниях: 'Мы лучше умрем, чем предадим идею!'. Это был человек, который, если бы во всеуслышание крикнул 'Sieg', то услышал бы в ответ миллионы 'Heil'! Главным достоинством Знатока, отчего он и получил свое прозвище, было то, что он пока ещё каким-то непостижимым образом ни разу не попадал в поле зрения органов. Был, правда, у Знатока ещё один пунктик — заставкой в его мозгу была главная страница 'Кавказ-центра'.
— Будущее возрождение Белого человечества возможно только под зелёным знаменем ислама. Христианско-алкогольная система ценностей не отвечает чёрному вызову, и на её место должна прийти более сильная идеология. Белый ислам. Ислам с человеческим лицом.