И умер.
А уже после, когда они бежали сломя голову и ломая мысли, подымаясь и падая, оглядываясь и стараясь не встречаться взглядами, в спину убийцам дохнул громкий взрыв.
Это вывернуло по швам здание, откуда вышел бездыханный Алексей. Кровавая изнанка, вывалившаяся из брюха прокуратуры, рассекла тишину звоном осколков, затмила улицу клубами едкого, как бор, дыма. Кого не прикончил тротил, тех добил дым. Не было обрамлений из кишок. Не было, как при атаке, вывернутых в неправильном крике ртов. Да и слез по убитым на следующий день пролили тоже мало. Да их и было всего ничего.
Гораздо меньше, чем ножевых ранений на теле молодого человека в одном из неопознанных городских дворов.
А Торвальд, Фугас и Знаток бежали, обуянные страхом... просто бежали, бросив мешавшие им убеждения. Я узнал об этом уже после суда, где, сделав скидку на возраст, мне дали условный срок. Меня больше никто не называл Козликом, и я был почти счастлив. Я никогда не видел своих бывших друзей. Я хочу верить в то, что они жили долго и счастливо.
А потом все сдохли.