Но вот начался и настоящий приступ. Начался настоящий бой!
Понять откуда летит больше всего гранат и слышно больше всего криков, не представлялось возможным. Приходилось все время прятать голову от свистящих осколков и отваливающихся частей крепкого на века построенного дома.
Однако бомбардировка захваченного нами укрепленного двора продолжалась не долго. Раздалось дружное: «Аллах – Акбар!» и «Конец вам, русские свиньи!». Застрочило автоматическое оружие, снова зажужжали пули. На кирпичную ограду принялись карабкаться гордые грозные горцы. Казалось – никто и ничто их не может остановить…
К счастью, жидкость, выпитая мной утром начала проситься наружу…
Я выскочил на середину двора, где еще вчера стоял обескураженным пленником. Расстегнул ширинку на армейских брюках и достал… ну понятно, что достал. Направил его примерно по направлению пространства поверх ограды. Сосредоточился…
Ну!.. Ну!.. Ну, держитесь!
Еще в детдоме я на спор переписывал любого. Я, можно сказать, был чемпионом по писанью в длину (вот только до сих пор не знал – чемпионом чего и в каком масштабе?).
Пошло! Пошло-о-о!!!
Тонкая вначале, распыленная в конце, моя струя гиперболой взбороздила воздух. Смокнула, шипя и коптя, высунувшиеся над каменной стеной головы и торсы грозных бородатых автоматчиков. Ударила хлёстко по врагу! Как огнемет, как лазер моя моча резала и выжигала скверну, налет на ограде нашего временного убежища. Обжигались лица грозной кавказкой национальности, горели высокогорные сердца, вскипала кровь и плоть настоящих мужчин. Раскалывались головы как оброненные с высоты арбузы. Ампутировались, обдавая запахом шашлыка, продолжавшие сжимать оружие, верные руки… Выдающиеся люди (над окружающей дом стеной) ссыпались по обе стороны ограды.
Что там гиперболоид инженера Гарина! Мой источник, мое воистину личное оружие было компактнее и проще в обращение, хоть при всем желании и уступало в дальности поражения цели.
На всякий случай я дополнительно пописал чуть выше ограды, окропив притаившихся в растерянности (или ужасе…) за ней. Вопли спрыснутых, возвестили мне о попадании в цель. Гранаты залетать к нам перестали. Стрельба прекратилась. А за кирпичным забором поднимались в голубое небо черненькие дымки и стенания погибающих, как водится, в ужасных страданиях, еще недавно грозных настоясчих музсчин. Мы поняли – возникла временная передышка. Бой отложен. Тогда… считать мы стали раны, товарищей считать.
Так было во все времена – осаждающие бомбардируют блокированный замок или крепость, потом идут на штурм. А осажденные отстреливаются и льют на головы атакующих всякую гадость. Так случилось и сейчас…
Но осада с захваченного нами дома была не снята. Недобитый грозный враг отошел и окопался… Нет, конечно, никто в земле траншеи не рыл. Просто атакующие взяли небольшую передышку, чтобы привезти из соседних сел минометы и минометчиков. Ждать подхода их подмоги становилось смерти подобно. Я при всем желании не смог бы «умыть» минометные огневые точки, слишком велика мощь современного оружия и непомерно тяжела нагрузка на мой мочевой пузырь.
– Ты, случайно, срать не хочешь? – деловито спросил офицер или прапорщик, сидевший в подвале в дальнем, в самом дальнем углу. Он, похоже, свято уверовал в разрушительные чудесные свойства испражнений моего организма.
– Не хочу, – разочарованно произнес я, прислушиваясь к процессам, происходящим у меня в животе.
– Тогда пойдем, пожрем чего-нибудь, – встал он из своего укрытия и позвал меня за собой в дом, на кухню. Пользуясь временной передышкой, по очереди, обязательно оставляя на ключевых постах наблюдателей, и остальные бойцы потянулись туда же, чтобы, может быть в последний раз в жизни, заполнить свои желудки пищей.
Мы все почти молча жевали, поглядывая в выбитые оконные проемы. Скоро возобновятся атаки противника. В этом ни у кого не было сомнений.
– Эх… нашим бы сообщить, – тоскливо проронил один из солдат.
– Да-а, уж… – ответил ему кто-то.
Что ж, опять мне придется выручать и себя и остальных. Один, как говорится, за всех…
Я не предлагал моим товарищам по несчастью способ связи с нашими на той стороне перевала, не потому, что боялся их неверия в мои силы или насмешек над оригинальностью их происхождения. Нет. Из, находившихся здесь, в чужом грозном доме, солдат когда-то могучей и непобедимой русской армии, никто бы не посмел теперь посмеяться надо мной или усомниться во мне… Просто предлагаемый способ отправки сообщения был устаревшим и сейчас в век электронных средств связи почти не используемым. Доставить донесение в штаб должен кто-то лично – вот он простой и устаревший способ. И этим человеком, который доставит донесение в штаб лично, мог быть, конечно, только тот, кто спас бывших пленников из заточения, то есть я.