– Эй! Ты кто?! – строго спросили меня из-за бетонных блоков.
– Братцы! – радостно крикнул я. – Я свой! Нахим Павлов! Бежал из плена!
Через пару минут, я весело улыбающийся гагаринской улыбкой сидел внутри укрепленного сооружения под стволами настороженных автоматов. Старший звонил в штаб.
– Тут к нам вышел, то есть приле… короче добрался сбежавший из плена… какой-то начхим Павлов, – говорил он с командованием. – Я не знаю. Может быть есть какая-то химическая служба… а он ее начальник… Никак нет… Никак нет… Не похож… Молодой… Есть. Сейчас узнаю.
– Эй, – обратился говоривший по телефону ко мне. – Ты кто?
– Я? Я же говорил – Нахим Павлов.
– Да нет! Звание! Звание, какое у тебя?
– А-а, – понял я. – Рядовой, – и догадавшись, что он разговаривает со штабом, затараторил:
– Ты со штабом разговариваешь? Слушай, скажи им: там, в горах ребята! Одиннадцать человек… их надо спасти… вот список… они меня и послали…
Через полчаса меня как вернувшегося из плена пытали-ись сытно накормить в армейской столовой. Два офицера какой-то секретной службы, в необычной форменной одежде, внимательно, не без сочувствия смотрели на меня. Но я не проявлял неумеренности в приеме пищи, чем, кстати сказать, вызывал у наблюдателей удивленное выражение на лицах и недоверие под этими самыми лицами. Да. Сытыми из грозного плена солдаты некогда могучей и непобедимой русской армии обычно не возвращаются… Они вообще редко возвращаются, ну а если везет, то отсутствием голода никто и никогда не страдает. В отличие от меня… Ну я ведь не мог сказать: «Спасибо, я там, у грозных тюремщиков сытно пообедал»? Поэтому хоть и нехотя, но уминал полухолодную кашу с маслозаменителем.
Я уже допивал компот из сухофруктов, когда к этим двум, сидящим напротив меня надзирателям за работой моих челюстей, подошел еще один человек в фуражке. В отличие от первых двух, он был более суров или просто хотел так выглядеть.
– Ну что ж, рядовой Нах… Нахим! Павлов, – обратился он ко мне. – Расскажите, как вам удалось сбежать из плена. Ну и где… У кого вы нах… нахходились в заложниках.
И он, скептически глядя прямо внутрь меня, приготовился слушать и не верить.
Я задумался и рассеянно забегал глазами по трем парам острых зрачков внимательно смотрящих на меня, по неровностям лиц, на которых, в конечном счете, они, эти зрачки-уколы и располагались, по пуговицам на форме под неровными лицами, по рукам вертящими пальцами авторучку или хлебный мякиш, по мухам, совершающим свой обычный кухонный налет и по пустоте внутри моей головушки. Как отвечать на поставленный вопрос я не знал. Чтобы потянуть время и попытаться наполнить вакуум в мозгах правильными идеями: что именно нужно говорить, а о чем стоит умолчать – я даже запрокинул в рот все лежавшие на дне кружки разварившиеся кусочки яблок, груш да разных там черносливов, и принялся тут же их пережевывать, медленно, с показным чувством необходимости этих действий.
Своим замешательством я лишний раз убедил, смотрящих за моими ужимками и глубокомысленным глазозакатываниями, умных офицеров какой-то секретнейшей службы, много раз выводивших коварных хитрецов и лгунов на чистую воду, в том, что чтобы я не сказал, всё будет враньем чистейшей воды.
– Я бежал из селения… – начал я осторожно своё повествование. – Да вот же! в донесении, что было при мне… ну то, что вам передали со списком личного состава. Там всё и написано…
Потом выждал. Вопросительно посмотрел на всех трёх и проложил уже другим, слегка навязчивым тоном:
– Там ребята сейчас отбиваются… Им помощь нужна. Вы бы товарищ командир…ры послали туда спецназ какой?.. или просто пару взводов… хоть и из нашей части?..
Но меня как будто не услышали вовсе.
– Ладно. Не хочешь говорить – не надо. Тогда может быть так… просто для утоления моего любопытства ответишь: зачем ты вернулся? Кого тебе еще поручено убрать… убить из командного состава?
– Чего-чего?.. – не понял я.
Сидящие напротив меня военные люди переглянулись и, скривив рты в разочарованных, презрительных усмешках, занялись своими сиюминутными какими-то незначительными, отвлекающими делами. Кто-то закурил, кто-то достал из портфеля бумаги и стал их перелистывать, а кто-то так и продолжал давить хлебный мякиш.
– Нет, я даже где-то восхищен твоей или вашей изобретательностью, – продолжил тот, что пришел последним. – Вы не стали стрелять, взрывать… Вы взяли порошочек… формулу которого наши химики один чёрт вычислят, даже если ты и не скажешь. Так вот – ты, за деньги или по идейным – религиозным соображениям… Ты, кстати, не ваххабит?