Выслушав напоследок пожелание подумать хорошенько обо всём этом, я был сдан офицерам комендатуры и поселен в закрытое помещение с железной дверью и маленьким зарешеченным окном.
Только там через какое-то время мне удалось придти в себя и понять всю безысходность положения оставленных в грозных горах в чужом доме, моих товарищей по несчастью и оружию. К тому же они, эти находящиеся в осаде бойцы нашей некогда непобедимой и могучей армии, подумают, что я скрылся, не исполнив свой долг…
«Уж лучше бы ты, Нахим Павлов, вовсе никуда не летел…» – подумалось мне.
Со мной им было бы легче обороняться. Всё-таки, как-никак, мой организм много чего опасного может вырабатывать и если всё это умело применять в реальных боевых условиях…
Дверь открылась, и солдат охраны протянул мне кружку с чаем и кусок хлеба. Я не отказался. Я взял. Хлеб положил в карман, а напиток называемый тут чаем жадно и необдуманно хлебнул…
В кружке оказался почти кипяток! Я понял, что ошпарил себе язык и нёбо… Разозлился и плюнул на пол. Плевок зашипел, прожигая в остатках линолеума дыру.
Но злость моя была не только и не столько на себя, на свой поспешный глоток и ожог во рту. Я страдал не от своей боли. Больно мне было не за себя…
Какая глупость! Какая несправедливость! Какие они всё же, эти офицеры из специальной какой-то службы глупцы, слепцы, глухари! Там возможно гибнут сейчас, только что получившие надежду на спасение ребята, а меня никто не слушает… или не понимает. Нужно что-то делать…
И я принял решение.
Надеясь на остатки замечательных свойств моей мочи, пописал на дверь…
Прошел в коридор. Удивленный часовой снял с плеча автомат.
– Браток! Не надо! – крикнул я ему. – Там ребята в горах гибнут, а меня никто не слушает… Мне к главным командирам надо… К самым главным. Да не целься ты в меня! Я тебе говорю: не целься! Тьфу! Тьфу на тебя… Сам напросился…
Из-за обожженного ротового пространства моего, там скопилась невкусная жидкость, как всегда бывает, когда поранишь язык или десну. Сукровица (или что там у меня вместо неё?) обильно перемешалась со слюной. Всего этого слишком много скопилось у меня во рту. Слишком много…
Два моих смачных плевка попали в цель. Парнишка кричал и растирал едкую слюну по лицу, усугубляя произведенный ею эффект.
– Не три, – по-доброму советую ему. – Пойди, смой эту гадость водичкой…
Забросил его автомат вслед за ним в туалет (забрать не решился – солдату нагорит за утерю личного оружия). Подхожу к выходу. Там находятся еще три военнослужащих, судя по форме – офицеры и прапорщики, но не из той самой-самой секретной службы.
Я хотел спросить, как пройти в штаб, но не успел – меня узнали, или просто по внешнему виду поняли кто я. Двое принялись вытаскивать пистолеты, а третий, видимо старший у них, просто удивился и не стал предпринимать попыток угрожать мне, считая видимо, что меня и без него напугают и снова возьмут под стражу.
Ну что ты будешь тут делать? Очень кстати я почувствовал слабое попучивание в животе – наверное, Кавказ переваривается дольше обычного… Отлично! Расстегиваю свои многострадальные брюки. Угрожающие мне пистолетами военные и их военный начальник удивились – таких номеров арестанты перед ними никогда не выкидывали. Они приподняли брови и скривили рты.
– Эй! – крикнул один из них. – Прекращай дурить!
Но мои брюки уже спущены. Поворачиваюсь к ним спиной и тем, что ниже. Наклоняюсь.
– Боец! Отставить! – кричат мне.
Упираюсь руками в противоположную стену.
– Отставить!
Отставляю пошире ноги. Напрягаю мышцы живота и расслабляю максимально уставшее от сегодняшнего перелета заднее отверстие… Почему-то вспомнился сон в летнюю ночь. Сегодняшний, послеобеденный сон…
Прохожу через вынесенные двери, сквозь дым и копоть…
На улице огляделся. Три тела в форме валяются на земле, ощупывая разные части своих контуженых организмов. Живы. Хорошо. Ну, а где же тут штаб?
Бреду по пыльной мостовой. Иду в раскоряку, косолапя. Перетружденные члены и органы, те, что ниже пояса, болят, не дают возможности передвигаться быстрее.
«Где же штаб? Где же штаб?..» – ищу здание с флагом и надежной охраной.
Мимо проезжает грузовик… Водитель увидел мои потуги в прямохождении и остановился.
– Подвезти? – соболезнуя располагающей улыбкой крикнул он мне.
– Подвезти! – обрадовался я.