Каковы минимальные, незаменимые функции государственного управления? Какие функции присутствуют во всех человеческих обществах? Можно ли назвать что‑то, что было бы принято в одном обществе, но делалось бы не просто иначе, а с точностью до наоборот в другом? Или не делалось вообще? Существовало ли когда‑либо по–настоящему анархическое общество? Может быть, эскимосы? У нас в городе выходит газета анархистского движения, которая выступает против дорог общего пользования, государственных школ и всего, что бы то ни было общественного — они утверждают, что не этично делать что‑либо коллективно, если каждый из нас по отдельности не имеет право делать то же, как индивидуум. Это взрывоопасная идея: из неё следует, что нужно отменить все виды налогообложения, все муниципальные законы зонирования, обязательное образование и наказания по суду. В то же время они преспокойно живут в хорошо охраняемом полицией обществе, их личные изрядные состояния защищают все те порядки, которые они осуждают. Но одно можно сказать точно: многие из тех вещей, которые мы считаем само собой разумеющимися, не являются необходимыми для стабильного общества, но мы принимаем их как должное. Вы можете разработать рассказ в стиле Кэмпбелла, поставив под сомнение самых священных из всех священных коров, разумеется, за исключением крупного бизнеса, — Джон не потерпит такой откровенной ереси.
Мы очень мало знаем о множественной личности, несмотря на многочисленные истории болезни. Предположим, гипнотизёр–психоаналитик производит глубокое исследование шизоида: и обнаруживает, что в теле находится отдельная и не страдающая безумием личность, отличная от «титульной», и что эта новая личность является беженцем из (скажем) 2100 год нашей эры, когда условия жизни становятся столь невыносимы, что побег в другое тело и другое время (даже в этот период) является предпочтительным, даже с перспективой более или менее беспомощной жизни в теле другого человека.
Или сделать это таким образом: гипнотизёр–психоаналитик гипнотизирует пациента, проявляется вторая личность и отказывается уходить. Изначальный хозяина тела — дрянь–человек, сволочь, социально опасен, домашний тиран и т. п., новая личность настоящий герой, хороший, умный, трудолюбивый и т. п. Как разрешить подобную ситуацию этически? Попытается ли аналитик во что бы то ни стало подавить и уничтожить ложную личность и вернуть организм обратно его владельцу? Или он должен принять, что мир станет лучше за счет этой замены? Это можно сделать очень критичным.
Что такое личность? Отпечаток в памяти? Набор критериев для оценок? Сочетание привычных шаблонов? Что происходит с душой при трансорбитальной лоботомии? Является ли убийством убийство личности человека, даже больного? Возможно, только лишь для того, чтобы сделать его тело немного более сговорчивым для дежурных медсестер и родственников?
Центральная проблема в философии, религии, во всей психологии одна, она настолько всеобъемлюща и к ней так трудно подступиться, что она в значительной степени игнорируется, так же, как рыба игнорирует воду. Солипсисты с ней справляются, и ты тоже в «ULTIMATE EGOTIST» (и я тоже, совсем по–другому, в «ОНИ»). Это проблема индивидуального эго, осознание «Я». Вы сидите там, внутри своего черепа. Как долго вы там находитесь? Всегда. Как долго вы будете там? Всегда. Изменяется внешняя среда (ваше тело, даже ваш пенис и яйца — не что иное, как внешняя среда), «Я» всегда остаётся. Оно остаётся единственной неизменной вещью: и вещью совершенно необъяснённой во всех философиях, всех религиях. Уф, разговоры на эту тему ведутся бесконечно, но, но они были и остаются одним и тем же: болтовнёй. Пока мы не узнаем, как сознание цепляется за материю и почему и откуда оно взялось, мы не знаем ничего. И не узнаем. Но проблема допускает бесконечные вариации в художественной литературе.
Когда мне было около шести, у меня было нехорошее подозрение, что все сознания едины, и что все актеры, которых я вижу вокруг себя (включая моих врагов) — это я сам, только в разных точках канавки звукозаписи. Однажды я частично исследовал это в рассказе под называнием «По собственным следам». Я говорю «частично», потому что я затронул в нём только один момент — и моя история была неверно понята читателями (большинством из них) как рассказ о парадоксах путешествий во времени: тогда как я исследовал «вино, которое мы думали просто выпить, заставило нас грезить о всякой ерунде: но мы были всего лишь простые моряки, откуда ж нам было предвидеть?»[3].