Он рассмеялся, не столько довольный забавной историей, сколько тем, что избавился от неприятного разговора с Сорокиным. Опасная тема исчерпана полностью и навсегда.
— Ошибался и великий Пирогов, — продолжал Студенцов заметать следы неудачного экзамена, — когда утверждал, что в огнестрельных ранах нагноение неизбежно, что просачивающаяся в рану жидкость из тканей заразительна и своими ферментами разрушает ткани. Теперь мы обо всем этом имеем диаметрально противоположное представление.
Яков Гаврилович многозначительно взглянул на Андрея Ильича, как бы давая ему понять, что красноречие следует жаловать наградой. В ту минуту он многое отдал бы за одобрительную улыбку, которой Сорокин егце недавно отвечал на его остроты.
— Мы с вами не Коперники и не Пироговы, — холодно откликнулся на красноречие Студенцова Андрей Ильич, — мы маленькие звенья в великой цепи исследователей. Никто с нас не взыщет, если мы в науку ничего своего не внесем, но строго спросят за ошибки, которые стали источником ложных идей.
Студенцова этот ответ не огорчил. Он был уверен, что приучит упрямца ценить искусный парадокс и острое слово. Всему своя пора, сейчас важно отвлечь его от новой теории, направить интерес к хирургии, от экстракта, конечно, придется отказаться.
— Подумайте еще раз: все ли в теории Фикера следует отбросить?
В тоне, каким это было сказано, не было и намека на серьезное желание видеть Сорокина за прежней работой. Всякий мало–мальски опытный человек узнал бы в этой фразе одну из тех, которые никуда не зовут и ничего не выражают. Неискушенный в интонациях и в тонкостях фразеологии, Андрей Ильич понял Студенцова буквально. Ему не очень хотелось возвращаться к тому, что казалось уже решенным, но приглашение директора обязывало. Он погладил по привычке свою неподатливую шевелюру, положил руки на стол и, словно перед ним была обширная аудитория, несколько приподнято заговорил:
— Я считаю эту теорию порочной, она основана на научной ошибке. Автор ее утверждает, что рак — болезнь людей с нарушенным равновесием в гормональной системе, иначе говоря — болезнь стареющих людей, это неверно! Еще он говорит, что излюбленной почвой для злокачественной опухоли служит организм людей зрелого и пожилого возрастов. И это неверно! Не старый, а юный организм и даже детский — излюбленная почва для рака.
Это была сущая ересь, но Яков Гаврилович решил сохранять осторожность. Он поднял руку и умоляюще взглянул на Сорокина.
— Допустим, что все мы глубоко ошибались, — тоном кающегося грешника произнес он, — но неужели вы не доверяете статистике?
Голос Андрея Ильича стал строгим и нетерпеливым, упоминание о статистике было ему неприятно.
— Мы с вами решаем не статистическую, а клиническую проблему.
Дальнейшие его рассуждения сводились к следующему.
Если было бы верно, что только стареющий организм с его поколебленным обменом, склерозом кровеносных сосудов и нарушенной гормональной системой — наиболее подходящая среда для злокачественной опухоли, то почему так много женщин болеют раковой болезнью в тридцать лет? Говорят, что они старятся раньше мужчин, но как это примирить со свидетельством статистики, что в среднем женщины живут дольше мужчин? Почему дряхлые старики менее подвержены раковой болезни, чем пятидесяти– и шестидесятилетние? Почему течение болезни у пожилых людей не столь скоротечно, как у молодых и у детей? Саркома, которая поражает детей и молодых людей до тридцати лет, — самая губительная и злокачественная из опухолей. Не возраст, а время с его невзгодами и страданиями — хроническими воспалениями, ранениями, профессиональными заболеваниями, болезнями органов материнства — создает условия для возникновения раковой болезни. Экспериментаторы знают, что прививка злокачественной опухоли тем успешнее, чем моложе подопытное животное.
Окончив говорить, Андрей Ильич не взглянул на своего собеседника и с видом человека, которому нечего добавить или спросить, стал перекладывать схемы и ленты на столе. Он словно не ждал ответа и нисколько не интересовался, разделяет ли Студенцов его убеждения и правильно ли тот понял его. Ему, Андрею Ильичу, мысль ясна, вольно другим понимать это как им угодно.
Рассуждения Сорокина вызвали у Студенцова самые разнообразные мысли и чувства. Вначале ему казалось, что Сорокин разгадал его намерение посмеяться над ним и спешит ответить ему тем же, показать, как мало сам директор знает предмет, которым занимаются у него в институте. Опасения вскоре рассеялись, и возникли бо–дее тревожные мысли. Как случилось, что он, профессор–онколог, столько лет наблюдавший больных, не заметил того, что увидел Сорокин? Все эти факты известны давно, стоило только их сопоставить, и неверное представление, поддерживаемое свидетельством статистики, утратило бы всякий смысл. Без единого опыта, без трудов и сомнений, связанных с экспериментом, этот человек доказал бесполезность экстракта и устранил серьезное заблуждение изучения о раке. «Оставьте в покое стареющий организм, — как бы говорит он, — не там лежит тайна ракового перерождения клеток, ищите ее в тканях, отзывчивых к этому процессу, — в молодом организме, как некогда ее искали в зародыше».