Занятая своим делом — подготовкой доклада для предстоящего семинара медицинских сестер, — Егения Михайловна вначале не обращала внимания на то, что происходит за тонкой стеной гостиной. Заливистый смех и рукоплескания гостя вынудили ее перейти в столовую, однако и здесь выкрики и хохот из кабинета мешали сосредоточиться. Временами неумеренно громкие голоса так отчетливо звучали, что Евгения Михайловна оставляла работу.
— Вы чародей, Ардалион Петрович, гений! — захлебывался от восторга директор института. — Откуда это у вас?
Ответ был столь неожиданный, что Евгения Михайловна невольно прислушалась.
— Чародей? — хохотал Пузырев. — Да вы сущий ребенок, жалуетесь, что новаторы заели, и спрашиваете совета. Кто на них сейчас внимание обращает? Мы с вами — администрация, наука и еще кое–что, пусть повоюют… Говорят, что мы нозую идею встречаем в штыки, а как к ней иначе относиться? Так без боя уступить, — валите, мол, всё, во что мы верим и знаем, рубите под корешок? Когда же это бывало, чтобы перед каждым чудотворцем настежь раскрывали дверь? Бедняга Коперник лишь на смертном одре увидел свое учение напечатанным. Лютер успел назвать его глупцом, и смерть избавила астронома от больших неприятностей… Королевское медицинское общество в Лондоне отказалось публиковать книгу Дженнера, и тот, кто оградил человечество от оспы, выпустил свой труд за собственный счет. Свыше века ученые не признавали полезность оспопрививания, по их настоянию прививка оспы поныне в Англии необязательна… Науку надо беречь от произвола. Угодно Коперником прослыть, научное хозяйство вверх тормашками поставить? Докажи. Мы в долгу не останемся: драться будем что есть сил…
— Он вам и докажет, — перебивает хозяина гость, — дайте, говорит, больных, и вы убедитесь… Как быть тогда?
— Соглашайтесь, — советует гостю Ардалион Петрович. — Бери, милый человек, пробуй, — все равно ничего не выйдет… У него ведь за душой ни шиша нет, выложит на стол размазню из травок и корешков и давай чудить: сегодня он ею лечит подагру, завтра психического больного, а там и вовсе на рак пойдет. Наши врачи панацеи не любят, посмеются над спятившим новатором — он и сбежит. Сами не догадаются, подскажешь тем, кто помоложе и побойчей… Они живо чудака из клиники выживут.
Евгения Михайловна припоминает нечто подобное. Случилось это не так давно с врачом из провинции Рыбковым. Он действительно этой смесью лечил больных, и вполне успешно. Ни с того ни с сего вдруг с ним повздорили практиканты, к ним примкнули две сестры, и Рыбков с досады оставил клинику… Так это подстроил Ардалион Петрович? Зачем? А ведь он тогда грозил удалить практикантов с кафедры и сестрам хотел объявить выговор. Ничего подобного он не сделал, так обошлось… «Странное признание, — думала Евгения Михайловна, — постыдился бы профессора…»
— Иного мы и в клинику не пустим, — продолжал разглагольствовать хозяин, — человек не подопытная скотина, пусть над животными куражится. Один такой открыватель на собачках и кроликах все–таки выплыл. Давайте, говорит, людей. Легко сказать — давайте! Какой больной этому обрадуется? А случись неудача, кому отвечать? Дал я ему безнадежного больного. Не очень благодарный материал, все процессы у него перевернуты, системы разрушены, на доброе лекарство организм такую закатит реакцию, только держись. Зато уж победу никто не оспорит: да, скажут, спаситель — мертвого воскресил… Привыкли наши чудодеи без страдания всего добиваться, и чуть не так — с жалобой к министру прут… Историю забыли, не грех бы вспомнить, как легко нашим предкам давались открытия… Когда Жан Дени в семнадцатом веке стал переливать кровь больным, а средством лечения признавалось не переливание, а кровопускание, медицинский факультет отверг протекцию короля и не дал ученому ходу… С нашими изобретателями счеты коротки: походит, поклянчит, погуляет с жалобами по этажам и инстанциям и отвалит…
Так вот как обстояло с врачом Козелковым, снова вспоминает Евгения Михайловна, ему дали безнадежного больного. А ведь Ардалион Петрович уверял, что Козелков клевещет, он просто не справился и валит свою неудачу на других… Бедняга, он и сюда не раз приходил, о чем–то просил, но так ничего не добился.
«Вы просто неудачник», — сказал ему Ардалион Петрович, и кличка эта крепко к Козелкову пристала… Жаль было молодого человека, но ее убедили, что «неудачник» сам во всем виноват…
— Кто покрепче да понастойчивей, — продолжал Пузырев, — и больных получит, и докажет — тем хуже для него…