Голос у него был внушительный, даже строгий, каждое слово продумано, взвешено. Не спеша снял он очки, чтоб прочитать путевку, и так же неторопливо надел, чтобы поверх стекол разглядеть нового врача. Правая рука держала документ, а левая то приближалась, то пугливо отступала или вовсе уходила в карман халата. Так движимый неясной тревогой ребенок касается игрушечного зверька: любопытно и страшно.
Он возвратил ей бумагу и, заложив руки назад, сказал:
— Не имею права принять, не могу.
— Почему? Ведь вы — заведующий больницей!
— Я самый и есть, — не без достоинства ответил он. — Тридцать пять лет здесь тружусь, а всего сорок с лишним.
Он бросил на путевку неприязненный взгляд и отвернулся.
— Почему вы отказываетесь принять назначение? — испуганно и вместе с тем удивленно спросила девушка.
Фельдшер поморщил лоб и пожал плечами: несмышленый народ — молодежь.
— Не по инстанциям скачете, — назидательно произнес он, — командировка отмечена областью, а мы эту область знать не знаем и ведать не ведаем. Наше начальство — район. Кто из них старше, не мое дело.
Он не дает ей говорить, ничего дельного она не скажет.
— Я тут, голубушка, не вас первую и не вас последнюю встречаю. За тридцать пять лет врачей здесь перебывало без счета и числа. За один прошлый год восемь заведующих принял и спровадил. Придут, покружатся и сбегут, а ты за них отвечай… Одна тут такой рецептик отколола, что больной чуть душу не выплюнул.
Фельдшер поправил очки и заложил руки назад, готовый уже уйти.
— Постойте! — почти в отчаянии останавливает она его. — Помогите мне. Ведь я никого не знаю.
— Обратитесь в ра–йон, — отвечает он ей, — не надо скакать. Всякому делу свое время и место.
До района двадцать два километра, кто ей покажет дорогу? Фельдшер как будто недоволен, она, должно быть, не понравилась ему. Обратиться в село за подводой — пожалуй, откажут.
— Таково было начало, — сочувственно произносит Сухов, — затем пошел разлад с больными…
— Погодите, — перебивает его Елена Петровна, — что же, она отправилась в район или фельдшера упросила?
Сухов улыбается, вопрос этот его рассмешил. Анна Павловна не такая: ни просить, ни уезжать она не стала, приказала завхозу открыть квартиру врача и расположилась в ней. К вечеру она вызвала фельдшера, пригрозила его выгнать и пошла с ним осматривать больницу.
Елена Петровна хлопает в ладоши от удовольствия. Нет, какая умница! Вот что значит проучить! Чудесно!
— Ты послушал бы, Андрюша, — со смехом обращается она к мужу, — интересная история.
Андрей Ильич нехотя откладывает книгу и перегибается к ним.
Николай Николаевич рассказывает, как строптивая и неопытная Анна Павловна поссорилась с фельдшером, повздорила с больными, и те перестали у нее бывать, шли за семь километров на прием к Ванину. Огорченная и расстроенная, она явилась к Самсону Ивановичу и потребовала, чтобы он не принимал ее больных. Она крепко посердилась, наговорила ему всякой всячины, и все–таки они подружились. Ванин обещал ей помочь и сдержал слово. Он назавтра же приехал к ней на участок, осмотрел стационар и провел все время на приеме. Больных пришло мало — пять человек. Анна Павловна принимала, а Самсон Иванович сидел в стороне. То же самое повторилось и на другой день.
«Теперь, — сказал он ей, — вы побудете в гостях у меня. Кое–чему я у вас поучусь, кое–что вам пригодится из моего опыта. Через недельку–другую у вас приемная будет ломиться от больных».
Она приехала к нему и села в амбулатории рядом с ним за стол. Так, обмениваясь мнениями, провели они прием. «Теперь, — сказал ей Самсон Иванович, — принимайте больных вашего участка. Я оставил их для вас».
— Вот это была неожиданность, — весело расхохотался Сухов. — Они входили, смущенные, не зная, что делать, как себя держать.
«Говорите, говорите, — подбадривал их Ванин, — чего время даром терять. Не хотели к себе в больницу ходить, извольте сюда — за семь верст хлебать киселя».
— Когда у Анны Павловны было уже много работы, — закончил Николай Николаевич, — она продолжала навещать Самсона Ивановича, бывать у него на приемах. Эта история сосватала их, вот уже год, как они поженились.