— Кто это успел вас оповестить? — слегка сердится Анна Павловна.
Какая осведомленность, уж не сам ли он караулит у больничных ворот? Ванин берет ее маленькую руку в свою широкую ладонь и задумывается.
— В стационаре у вас восемнадцать человек, все идет хорошо, — продолжает он. — Помирился с вами народ. Не то еще будет, они полюбят вас.
Самсон Иванович засучивает рукава и начинает косить. Трава ложится широкой каймой, коса идет быстро и легко.
— Погодите, — останавливает она его, — вы так и не сказали мне, кто вам сообщил.
— И не скажу, — загадочно улыбается он, — научитесь отличать друзей от врагов, сами поймете.
Он взмахивает косой, проходит минута–другая, и его крупная фигура уже далеко. Она смотрит ему вслед с восхищением: сколько уверенности и силы в каждом движении. Она долго стоит так, свободно опустив сплетенные руки, солнечные лучи играют на ее бусах, озаряют плотно сжатые губы и взволнованные глаза.
Самсон Иванович дошел уже до конца лесной просеки и, легко двигая косой, возвращается к ней. Он твердо решил сказать ей то самое, о чем думает вот уже несколько недель. Ответит «да» — хорошо, на «нет» суда нет. Что поделаешь, судьба ему, значит, быть холостяком. Еще несколько шагов, минута–другая — и все решится. Она издали ему улыбается: спасибо, спасибо, добрая душа, что обнадежила.
Именно в эту минуту ее окружают люди, среди них колхозный сторож — одноглазый Феоктист. Он ждет сына с далекого Севера, ждет скоро год: как не расспро сить старика, как не утешить.
— И ты здесь, Матреша, — останавливает она молодую колхозницу. — Что, мужа призвали?
— Забрали, Анна Павловна, намедни отправила.
— Вот тебе благодать, — неожиданно заключает она, — гулять да и только.
— Где? — недоумевает молодая солдатка.
— Как это где? Вдоль по улице.
Ей надо еще остановиться около тетки Арины, та недавно ей плакалась, что сын из армии третий месяц писем не шлет. Бедняжка смотрит на врача во все глаза, ждет от нее доброго слова… Вот и молодожены из «Сухого ручья», они собрались переехать на новое место, неужели колхоз все еще не дал им подвод?
Самсон Иванович не дождался и стал косить другую полосу. На полдороге он оглянулся, Анна Павловна стояла на прежнем месте и глядела ему вслед. Неужели она угадала его мысли, ждет, когда он вернется и скажет те слова, которые никогда еще никому не сказывал. Самсон Иванович прошел луг до конца, взмахнул косой и, решительно двигая ею вправо и влево, шел к Анне Павловне навстречу. В последнюю минуту вырос возле нее завхоз. Он поставил косу древком вниз и, вытирая ее травой, сказал:
— Позвольте, Анна Павловна, вас затруднить. Вон за той елкой косит Луша Софронова, вы бы расспросили ее, пойдет она за меня или нет?
Он рвет клок за клоком траву и что есть сил вытирает давно уже сухую косу.
— Поговорить поговорю, — соглашается она, — но польза какая? Скажет: «Не пойду», и все тут.
— А вы ей растолкуйте, что я задумал всерьез. Бросаю валандаться с другими. Мне веры нет, а вам обязательно поверит.
День незаметно уходит. Анна Павловна мирит Лушу с завхозом, выслушивает жалобы больных и тут же дает им советы. Сейчас ей легко, нисколько не трудно, словно минувшее было только испытанием, вступлением к сегодняшнему дню.
Ванину так и не удалось с ней поговорить.
Темнеет. Возы, груженные сеном, медленно тянутся к больнице. На одном из них Анна Павловна. На ее усталом лице спокойная улыбка, распростертое тело отдыхает. На другом — лежит Ванин. Он закрыл собой верх.
С бледного неба срывается ветер, в лесу пробегает шелест и шум. Анна Павловна приподнимается, подставляет шею и лицо набегающей прохладе и откидывается на свое мягкое ложе. Над ней простираются безбрежная ночь и глубокая тишь уснувшей земли.
Скрип обгоняющей телеги прерывает набежавшую дремоту. Возы поравнялись и пошли рядом. Лицо Ванина обращено к ней, голова лежит на руке.
— О чем вы задумались? — спрашивает она. — О ком?
Он чуть привстает, его львиная голова во мраке кажется еще крупнее и массивней.
— Мало ли о ком? Хотя бы о вас.
В эту темную ночь, безгласную и теплую, овеянную ароматом свежего сена, голос его звучит проникновенно и нежно.
— Обо мне? — смеется она. — Конечно, конечно, о ком вам еще думать…
— Представьте себе, — еще мягче говорит Ванин.
— Не поверю…
Он молчит. Возы плавно покачиваются в ночной темноте. Беззвучны небо и земля, и Анне Павловне кажется, что она повисла в пространстве, грянет ветерок, незаметное дуновение — и ее унесет прочь.