— О чем же вы размышляли? Так и не скажете, нет?
— Могу сказать, если хотите. Я подумал, что вы прекрасный человек, с вами дышится легко и слушать вас приятно. Если бы мы встретились раньше, кто знает, что из этого вышло бы.
Признание звучит ровно, спокойно. Анна Павловна лежит с закрытыми глазами, ей видится, как морщины набегают на его лоб, густые брови мрачно сдвигаются, а голубые глаза смотрят по–прежнему прямо.
— И еще я подумал… — он умолкает, и голос его становится глухим, как если бы он шел из большой глубины. — Нет уж, этого я вам не скажу. И какое вам дело до мыслей и грез старого холостяка?
Что значит «какое вам дело?» Наговорил полный короб туманных вещей, и дальше — ни слова.
— Вы как будто довольны тем, что остались холостяком, — сердится Анна Павловна. — Я не стала бы с такой важностью называть себя старой девой.
Пусть не очень заносится. Нашел чем хвастать.
Она не так его поняла, ведь и дуб, который впервые цветет в шестьдесят и даже семьдесят лет, — по сути дела старый холостяк.
— Бы правы, конечно, нельзя собственные неудачи ставить себе в заслугу. Я нисколько не горд своим одиночеством.
В его голосе звучат печальные нотки. Она пожалела уже, что сурово с ним обошлась.
Возы въехали в ворота больничного двора. Самсон Иванович спускается наземь и задумчиво стоит у сброшенного с воза сена. Анна Павловна подходит к нему, берет его под руку и вводит в дом. Ей хорошо с ним, просто и легко, как не бывало еще ни с кем на свете. Взгляд его трогательно нежен, каждое слово ободряет. Что еще удивительно: такой крупный человек, положительно гигант, а улыбается, как ребенок…
Рассказ Самсона Ивановича продолжался, но Анна Павловна не дослушала его, медицинская сестра позвала врача в стационар, где ее поджидал фельдшер.
— Простите, что побеспокоил, — сказал он, — дело такое, что откладывать нельзя.
По его спокойному, но твердому тону и невозмутимому выражению лица она поняла, что он глубоко взволнован.
Фельдшер тихо откашлялся и продолжал:
— Прошу мою трудовую книжку, мы уезжаем. В колхозе дали мне коня, поезд отходит на рассвете.
Он держался независимо, прямо, как человек, который принял крутое решение.
Она удивленно взглянула на него:
— Я не совсем понимаю вас. Куда вы уезжаете?
— Увольняюсь, — пояснил фельдшер. — Еду работу искать.
— Почему вдруг? — спросила она. — Нельзя же так спешить.
— Как так «спешить», — с нескрываемой горечью говорит фельдшер, — ждать, когда выгонят? Список послужной испоганят? За тридцать лет службы у меня замечания не было.
Анна Павловна кладет ему руку на плечо и смотрит прямо в глаза:
— Вы ошиблись, дорогой Петр Васильевич, я нико гда не хотела вас увольнять. Таких помощников не увольняют, оставайтесь в больнице, будем друзьями.
Он недоверчиво смотрит на нее, долго не берет протянутой руки и под конец нерешительно подает свою.
Когда Анна Павловна вернулась, гости встали уже вз–за стола. Самсон Иванович убеждал Сухова следующий отпуск провести здесь.
— Приезжай, Коля, право, приезжай. Мама наварит здесь варенья, намаринует грибков. Мы на рыбалку съездим с тобой.
Он поцеловался с племянником и, когда машина уже тронулась, прокричал вслед:
— Заезжай почаще, не забывай нас!
На обратном пути Елена Петровна и Андрей Ильич сидели рядом. Вечерело. Солнце из–за леса пронизывало багрянцем вершины деревьев, печальный отблеск ложился на Волгу. Елена Петровна смотрела в окно на угасающий день, мысленно видела домашний сад и слышала речь Анны Павловны.
— Андрюша, — прошептала Елена Петровна, — у аас никогда не будет детей.
Он обнял ее и нежно поцеловал.
— Будут. Врачи не позволят, фармакологи разрешат. На каждый яд должно быть противоядие. Мы живем в веке, когда научная мысль может себе позволить творить чудеса.
16
Самсон Иванович смог выбраться из своей больницы лишь через два месяца. Тем временем Андрей Ильич заинтересовал Студенцова диссертацией, и тот, внимательнее ознакомившись с ней, не смог не воздать ей должного.
Была уже зима, когда Ванин прибыл в институт. Николай Николаевич не сказал своему дяде, кому именно он обязан неожиданным приглашением сделать доклад и кто заинтересовался его диссертацией. Самсон Иванович приехал глубоко убежденный, что Яков Гаврилович разобрался, понял свою ошибку и решил исправить ее.