А вот с высокой музыкой ВИ был явно не в ладах и немного стыдился этой своей ущербности и — да, да — завидовал тому же Мише, который не то чтобы был усердным слушателем классики, но чувствовал ее и знал намного лучше. Сам же Виталий Иосифович, случайно обнаружив на канале «Культура» — телевизор-то они с Еленой Ивановной изредка включали, хотя он предпочитал всем каналам «черный квадрат», как называл ВИ пустой экран, полагая это остроумным, — так вот, увидав картинку с диагоналями одновременно взлетающих и падающих смычков, занятых извлечением чего-то безусловно бессмертного, возвышающего дух и т. п., тут же терял интерес и удалялся в свой шатер. Так что к постановлению Стоглавого собора, который еще лет пятьсот тому назад положил решительный запрет на такие богопротивные вещи, как игру «и в гусли, и в смычки, и в сопели», да и вообще на всякие игры, зрелища и пляски, опричь одобренных церковью, чем лет на двести оградил русскую музыку от тлетворного влияния бездуховного (как сейчас подтверждено) Запада, ВИ отнесся не то чтобы с одобрением, но с пониманием и уж точно без внутреннего протеста. Что касается позиции этого собора по вопросу двоеперстия и сугубой (по-нашему — двоекратной) аллилуйи, Виталий Иосифович не сформулировал своего отношения к ней, признав себя некомпетентным. Беда в том, что даже те мелодии, которые западали в его очерствевшую душу, он никак не мог, извините за выражение, атрибутировать: то есть сами-то мелодии помнил, они звучали у него внутри, но вот как сие произведение называется и какой композитор его сочинил — напрочь забывал. Да и вкусы у него были непритязательные, примыкал к большинству: если Рахманинов, то Прелюдия до-диез минор или Второй концерт (то есть именно то, что шибко умный Теодор Адорно назвал китчем), если Чайковский, то — к стыду своему — Первый концерт, меломану самому завалящему стыдно признаться. Правда, с детства почему-то запомнил голос из радиотарелки: «Прослушайте “Рассвет над Москвой-рекой”, вступление к опере Модеста Петровича Мусоргского “Хованщина”, в исполнении оркестра Большого театра под управлением народного артиста СССР лауреата Сталинской премии Николая Голованова». И вот этот-то рассвет ВИ помнит до сих пор и точно знает, чей он и откуда. Еще как-то раз с начала до конца прослушал орфовскую «Кармину Бурану», проникся, видно, средневековым диковатым напором. Ну а что посложнее, что в старое время называли формализмом и прочим сумбуром вместо музыки, до неразвитого слуха ВИ не доходило, не говоря уж о In С и прочих минимализмах. Одно, правда, было изъятие в равнодушии Виталия Иосифовича к высокому музыкальному искусству — был он падок до всякой дьявольщины, что звучала в самых разных сочинениях, от «Марша Черномора» Глинки и «Полета валькирий» Вагнера до «Фауста» Берлиоза, Гуно, Бойто и прочих до, страшно сказать, Альфреда Шнитке. Что уж тут поделать — видать, сказывался малоприятный мизантропический нрав ВИ, а уж если людей не жалуешь, ищешь общества нечистой силы. Вот и с оперой, если смотреть ее глазами, а не просто слушать, у него не сложилось. Со школьных еще лет. Пошел как-то — да еще с учительницей литературы — на «Евгения Онегина» и был страшно удручен пожилой Татьяной в балахоне, так что музыку уже не очень и слушал (понравились мальчику, правда, куплеты Трике), а последний гвоздь в крышку гроба, принявшего его попытки признать этот вид искусства, вбила «Кармен», ставшая второй и последней оперой, которую он выдел на сцене. Там Кармен в три обхвата стояла рядом с коротеньким румынским Хозе, и каждый из них пел что-то невразумительное, обращаясь, почему-то, в зал к совершенно чужим людям. Такая степень условности юному Виталику оказалась недоступна. Вот оперетта — это да. Веселенькая музыка, изящные персонажи, фраки... Скажем, «Прекрасную Елену» он слышал только по радио, только один раз и больше шестидесяти лет тому назад, однако ж запомнил меню пирующих ахейских царей: жирные утки, почки бараньи, два поросенка, ножки телячьи... И что поразительно, врезались в память несколько строк из арии Елены, которая пела совсем уж малоинтересные для подростка слова:
А дальше что-то вроде: