- Чего остановился?! - закричал Логунов. - Гони орудия к роще!
- Понимаешь, лейтенанта убило... - Гогебошвили смотрел растерянно и отрешенно, его блестящие черные глаза стали какими-то тусклыми. - Кажется, совсем убило лейтенанта. - Он стоял неподвижно, шевелились только ставшие почему-то серыми губы.
- Лейтенанта в укрытие! Сам за баранку! - приказал Логунов.
Гогебошвили вместо того, чтобы броситься выполнять приказ, только переступал с ноги на ногу, растерянно глядел на сержанта.
"Какое тут в степи укрытие, - понял Логунов, - Разве только кювет..."
- Укрой в кювет!
Гогебошвили послушно подхватил лейтенанта Столярова на руки и бережно понес его к кювету.
"Как это так - убило?" - до Логунова только сейчас дошли слова Гогебошвили. Он не раз видел лейтенанта Столярова в бою, ценил его как умного и, что тоже немаловажно, удачливого командира. Не раз попадал лейтенант в сложные переплеты, но не имел ни одного ранения. И вот теперь не в бою, а просто так: ехали, ехали и на тебе: "Лейтенанта убило..." - Прилетел "мессер" и расстрелял на марше. Это было дико, непонятно и неестественно, хотя смертей за последних два года Логунов повидал немало.
Может быть, лейтенанта только ранило? Не разобрался Гогебошвили. "Конечно, ранило, - уговаривал себя Логунов. - Ранило..."
- Малюгин, цел?
- Порядок. Только он сейчас вернется.
- Встретим. Готовь патроны.
"А как остальные?" - Логунов окинул взглядом поле. Взвод рассыпался метрах в трехстах от машины. Одни остались там, куда спрыгнули со "студера", лишь немного отползли в сторону. Другие перебрались подальше от дороги. Кто-то лежал, кто-то сидел, и все смотрели в небо, в ту сторону, куда улетел "мессер" и откуда в каждую секунду он мог появиться снова.
Кажется, все целы. Но на таком расстоянии разве разберешь?
Кто-то поднялся и быстро побежал к машине. Логунов узнал Трибунского. "Значит, цел. Хочет взять второй пулемет, - понял Логунов. - Не успеет. "Мессер" вот-вот появится. Не успеет..."
- Трибунский, ложись! Слышишь, ложись! - закричал Логунов и взмахнул рукой сверху вниз. - Ложись, я тебе говорю!
Привыкший подчиняться командиру, Трибунский послушно упал на землю.
- Спрятал лейтенанта, хорошо спрятал... - у машины стоял Гогебошвили.
"Вернется же "мессер", непременно вернется, холера. Надо спасать машину и орудия", - только об этом сейчас и думал Логунов.
- Давай вперед метров на двести, а потом в степь... Подальше от ребят - торопливо сказал он шоферу. - Выйдет на нас - кружись волчком, но машину и пушки из-под огня выведи! Понял?!
- Пусть летит! - закричал Гогебошвили. - Пусть летит! - глаза у него стали почему-то круглыми, бешенными. - Я ему карусель устрою! Ни одна пуля в пушки не попадет!
- Помчали! - Теперь все зависело от таланта Гогебошвили. И от того, насколько повезет.
Гогебошвили мягко, как-то даже ласково тронул машину с места. Как раз в это время Логунов и увидел вдали приближающуюся в небе точку. Она стремительно росла. Возвращался "мессер". Логунов постучал по кабине, показал на истребитель шоферу и потянулся пулемету. А Гогебошвили сорвал машину с дороги и пошел, и пошел в степь, уводя самолет от взвода. Так раненая утка, подставляя себя под удар, уводит хищника от выводка.
Самолет шел не с той стороны, куда он скрылся, и откуда его ждали. Где-то там, за горизонтом, он сделал полукруг и заходил сейчас, как и в первый раз, со стороны солнца.
Возвращающийся самолет видели уже все. Кто сразу распластался, приник к земле, кто продолжал следить за приближающимся "мессером", готовый вжаться в землю, когда он подойдет поближе.
Беззащитным и беспомощным чувствует себя человек, когда лежит на земле и видит идущий на него вражеский истребитель, оснащенный скорострельными пулеметами. Если бы ответить огнем на огонь? Так нечем ведь! Просто лежишь и ждешь, когда в тебя станут стрелять. И вся твоя защита от несущих смерть пулеметов - вылинявшая ткань хлопчатобумажной гимнастерки.
"Хоть бы маленькая ямка, - думал, вжимаясь в землю, Трибунский. - Если бы сейчас земля провалилась, и можно было укрыться... - Он кожей чувствовал нацеленные на него пулеметы. Именно на него... - А если в голову?! - Он представил себе, как пуля из крупнокалиберного пулемета ударяет в голову, и голова раскалывается, словно арбуз. - Только бы не в голову. Только бы не в голову!" - осталась одна-единственная мысль. Не зная, что сделать, чтобы уберечься от страшного удара, он прикрыл голову руками. Прикрыл ладонями от крупнокалиберных скорострельных пулеметов.
Логунову некогда было думать, что и как случится, если в него попадут. Он держал в руках оружие, сам должен попасть. И думал он только об этом.
Вернулся... - шептал Логунов, как будто громким разговором боялся спугнуть приближающийся самолет. - Вернулся... Эт-то хорошо... Сейчас мы тебя встретим... По мотору... Надо по мотору. Раз ты вернулся... мы встретим...
Он подпустил истребитель метров на шестьсот и нажал на спусковой крючок. Прозвучала короткая очередь, пулемет дернулся и умолк. Перекос патрона. Пустяковая задержка. Чтобы устранить ее, нужно всего несколько секунд. Но за эти секунды "мессер" вплотную подойдет к машине, обстреляет ее и скроется за горизонтом.
- Пригнись! - крикнул Логунов Малюгину. Присел на корточки и прижался к борту машины.
"Студер" взревел и прыгнул вперед. Потом так же неожиданно накренился и помчался куда-то вправо, кажется, только на двух колесах. Неожиданно остановился на мгновение, словно хотел затаиться, снова прыгнул и пошел опять на двух колесах, но теперь уже круто влево, влево... влево... "Мессер" не успевал разворачиваться за машиной, выкручивающей столь немыслимые виражи. Длиннющая очередь прошлась по кабине, вспахала поле и "мессер" скрылся за горизонтом.
Гогебошвили за каких-нибудь пять минут два раза спас взвод, машину и орудия.
* * *
Логунов услышал, как пули рванули железо кабины и тут же упал от сильного удара в голову.
"Попал-таки, - лениво, как-то даже спокойно поплыла мысль, как будто это касалось не его, а кого-то другого, - Плохо, что в голову... Отвоевался... А как орудия? - вспомнил он. - Орудия как?" Логунов открыл глаза, увидел на гимнастерке кровь, и снова закрыл. Рядом застонал Малюгин. Машина все ехала и ехала куда-то... Ехала мягко, слегка покачивалась... От этого покачивания Логунову захотелось спать. Когда открыл глаза, машина стояла. Возле нее кто-то разговаривал. Логунов прислушался, но не мог понять, кто говорит и о чем говорят.
Заскрипел борт, кто-то тяжело перевалился в машину и пополз по ящикам. Кажется, в его сторону. Потом он услышал прерывающийся голос Трибунского.
- У-уложил обоих... С-сука!.. - и Логунов удивился, потому что Трибунский никогда не говорил такого. Учителю нельзя.
Кто-то наклонился, расстегнул ему ворот гимнастерки. Он увидел Трибунского.
- Жив! - обрадовался тот.
- Жив, - отозвался Логунов. - Зацепило. Ничего особенного. Отремонтируют. - Когда заговорил, ему стало лучше. Он поднапрягся и с трудом сел, привалился спиной к борту. - Что с Малюгиным?
- В шею ранило, - сообщил Птичкин, который тоже оказался в машине.
- Тяжело?
- Нормально, жить будет. Сейчас я его перевяжу.
Логунову захотелось посмотреть, что там с Малюгиным? Попробовал повернуться, но голову опять резанула боль, и он закрыл глаза.
Трибунский понял, что сержанту плохо.
- Ну-ка, дай я толком посмотрю. Чего там у тебя? - Он осторожно провел рукой по голове Логунова. На затылке выделялась громадная, величиной почти с куриное яйцо, шишка. Кожа на ней была рассечена, и из этого места медленно сочилась кровь: заливала голову, стекала на щеки, на гимнастерку.
- Что там? - спросил Логунов.
- Повезло тебе, сержант, здоровенная шишка.
- Как это шишка? - не поверил Логунов. Он чувствовал, что череп раскололо. И боялся даже подумать, как это выглядит.