- Лепешки, самые настоящие... Вы к нам? Чего это вас так мало?
- Нам как раз в Лепешки и надо, - на второй вопрос Логунов отвечать не стал. Чего объяснять: сколько есть, столько есть. Сошел на дорогу. - Зови командира.
Танкист пожал плечами, повернулся в сторону дома:
- Товарищ лейтенант, вас спрашивают!
Из дома вышел еще один танкист, тоже в комбинезоне, но без шлема. Невысокого роста, голова, как и у Логунова, перевязана, а над потемневшим бинтом - копна соломенного цвета волос. Голубые глаза и веснушки, щедро рассыпанные солнцем по щекам, носу и подбородку, придавали ему легкомысленный вид. Не лейтенант, а мальчишка в комбинезоне танкиста.
- Прибыли! Ну, молодцы! - громко, так что его и на другом конце деревушки наверно можно было услышать, обрадовался танкист и расцвел широченной улыбкой, из-за которой стал выглядеть еще моложе. - Комбриг сказал, что противотанковая непременно подойдет. А мы ждем, ждем. Думали уже - забыли про нас. Было уже один раз такое, едва выкарабкались. Чего это вас так мало? Где остальные? Здесь пушечки, чувствую, ох как понадобятся. Скоро подойдут?
- Про остальных не знаю, - сообщил Логунов.
- Говори, сержант, погромче, - попросил танкист. - Плохо слышу. На той неделе шарахнуло по машине. Хорошо снаряд рикошетом пошел. А то бы концы отдали. А так - ничего, только кровь из ушей пошла. Небольшая контузия и слышать стал плохо. У нашего брата это бывает, пройдет со временем. Давай знакомиться: - командир танкового взвода лейтенант Иванов, - и протянул руку. - Так сколько еще орудий подойдет? Чего они тянут? Вам же окапываться нужно.
- Сержант Логунов, - прокричал Логунов и пожал руку танкисту. Тоже командир взвода.
- Орать не надо, - попросил Иванов. - Просто погромче говори. Так где остальные пушкари?
- Наш взвод послали. Про других не знаю, - Логунов тоже надеялся, что раз участок важный и непременно здесь удержаться надо, то соберут в этих Лепешках побольше народа.
- Дела... - лейтенант Иванов поскучнел и веснушки увяли, стали какими-то тусклыми, серыми. - Если фрицы десятка два танков бросят, хреново нам будет. У меня всего три машины. Я думал, хоть батарею подбросят.
- Может и подбросят, откуда я знать могу. Из нашего полка - один взвод. Так ведь есть и другие.
- Вряд ли. У нас здесь, сержант, второстепенное направление, - Мне, понимаешь, везет, как утопленнику. Всегда на второстепенном направлении оказываюсь. Я ведь и на Курской дуге был. Но весь корпус под Прохоровкой, а мы где-то сбоку, под Обаянью. Такие вот дела. Не пришлют нам больше никого. Комбриг так и сказал: "На главном направлении всё в кулак соберут, а вам остатки. Вот вы и соображайте, как из такого хренового положения выкрутиться". Значит - остатки. Два орудия... Снарядами хоть запаслись, или тоже?..
- Два боекомплекта. Для второстепенного направления вполне достаточно, - пошутил Логунов.
- Значит соображаете, - Иванов подмигнул. - На второстепенном иногда бывает жарче, чем на главном. И мы запаслись, - поглядел на машину, на орудия: - пушки вы чудно возите. Это сейчас так положено, в целях экономии транспорта, или от плохой жизни?
- И то и другое. Одна машина сгорела, а орудия возить надо. Начальство обещает, что как только... - так сразу вторую и дадут. Пока на одной довоевываем.
- Обещают - это хорошо, - по тону можно было понять, что не верит танкист в обещания начальства. - Что-то не густо вас.
- Сколько есть. "Мессер" по дороге встретил.
Лейтенант пристально посмотрел на машину, разглядел искромсанный верх кабины.
- А ничего, машину, вроде едва зацепило.
- Двое убитых, один ранен, - сообщил Логунов. Вспомнил про Земскова и поправился: - Можно считать, что двое раненых.
- Понятно. Нас тоже не густо. С задачей ты, надо думать, знаком. Задача - проще некуда: закрыть дорогу. И держать ее до завтрашнего вечера. Если даже танковая дивизия пойдет - все равно держать. Создаем видимость крупной группировки и отвлекаем силы противника. Завтра к вечеру наши вроде должны где-то в другом месте фронт прорвать и здесь фрицы сами откатятся.
- Чего же, все простенько, - согласился Логунов. - Дивизию держать. Чего проще... У тебя, говоришь, три танка?
- "Тридцатьчетверки".
- Хорошие танки. - И пушки у меня хорошие. Ты таких еще, наверно, не видел. Ствол длиной четыре метра с хвостиком. Средний танк насквозь прошивает.
- Симпатичные пушечки, - лейтенант с интересом посмотрел на орудия. - Длинноствольные, вроде зениток. Я, и верно, таких еще не встречал. Ты, сержант, бодрость духа не теряй... Это наш комбриг советует. На все случаи жизни. Знаешь песню: "В танковой бригаде не приходится тужить..." его любимая. А может и сам сочинил. Кто знает? Не пошлют же они сюда и вправду дивизию. Думаю, управимся.
- И я так думаю, - Логунову лейтенант понравился. - Дивизию они не пришлют. Чего целую дивизию гонять на второстепенное направление? Бросят сюда какую-нибудь шоблу. Управимся.
Прищурившись от бьющего в глаза солнца, Логунов вглядывался в дорогу, по которой могли придти немецкие танки. Ничего особенного: обычный грейдер, весь в выбоинах и колдобинах, земля сухая, потрескавшаяся от многодневного зноя. Логунов по привычке, как будто здесь предстояло копать, ударил каблуком, попробовал определить, насколько тверда, жестка земля. Но на рыжей глине осталась лишь заблестевшая на солнце белесая царапина.
Лейтенант Иванов тоже ударил каблуком по дороге.
- Бетон! - сообщил он. - Настоящий бетон! Солнце ее, наверно, на метр прокалило.
- Да, погодка... Копать нам сегодня и копать, - вспомнил Логунов. - Надо поскорей местность осмотреть, определиться. Работы у нас по самую макушку.
- Сейчас пойдем. Позицию вам подобрали неплохую. Наш комбриг выбирал. - По тому, как произносил лейтенант слова "наш комбриг", чувствовалось, что это и есть высочайший для него авторитет. - Ты свои пушки убери. Залетит шальной фриц, а вы как на ладони. Танки мои видишь?
- Не вижу, - признался Логунов. Еще раз оглянулся: - Хорошо припрятали. Красиво сделано.
- То-то... Уметь надо. Маскировка - это, брат, великое дело. У меня ребята - мастера. Приткнули к мазанкам и так, чтобы под деревьями... Фриц, если даже над самими крышами, бреющим пройдет - не увидит. Ты своих тоже приткни, к дому и к сараю. И пусть машину ветками прикроют. Пойдем, покажу куда. Знаю я одно подходящее место.
* * *
Машину и орудия поставили вплотную к обшарпанной мазанке. Слева мазанка, справа - пара одичавших яблонь, сверху - кроны этих яблонь. Если над деревней и повесят "раму" не засечет. Земсков остался за старшего, Логунов и Угольников пошли за танкистом, знакомится с местностью.
- Позицию вам выбрали великолепную, - Иванов остановился возле высокого куста лещины, неожиданно выхватил из висевших на поясе ножен небольшой широкий кинжал и одним взмахом срубил толстую ветвь. - Между прочим - эсэсовский, вот надпись. "Блют унд файер" - произнес он якобы на немецком. Переводится: "Огонь и кровь". - Иванов показал трофейный кинжал сержантам и ловко бросил его обратно в ножны. - Взял у одного эсэсмана. Здоровенный был, как бык. У нас как раз танк загорелся... И его тоже рядом горит. Выскочили. Схватились врукопашную. Ребятам нормальные фрицы попались, а мне настоящий слон. В нем, наверно, килограммов сто, а то и больше. Чуть он меня не кончил. И придушил бы. Ручищи у него как траки. Я уже почти и не дышал. Только кто-то в него в это время пулю всадил. Не знаю кто. Там не только наш экипаж был. Сразу несколько танков горело. И наших, и ихних... Под Обаянью тоже жарко было. Я потом хотел этот кинжал отдать тому, кто меня выручил. Искал, искал, так и не нашел... Теперь сам ношу.
Лейтенант остановился, поглядел на сержантов:
- Вы на Курской были?
- Были, - кивнул Логунов.
- Конечно. Сюда абы кого не пошлют. А где вы там были?
- У Прохоровки.