Логунов посмотрел на недовольную физиономию Угольникова и сказал, не только ему, всем:
- С нашими танкистами полный контакт. Так что разберемся. Получится. Но будет еще и пехота, - напомнил он. - Непременно у фрицев пехота будет. Пока эта пехота в машинах - она наша. Приготовить осколочные. Те автоматчики, что уцелеют, скатятся в овраг и оттуда пойдут на нас. Орудиям не до них будет. Придержим фрицев пулеметами. Долотов, берешь "дегтярь". Прикрываешь левый фланг, орудие Угольникова.
Логунов посмотрел на Земскова: не передумал ли? Земсков кивнул: "не передумал, назначай".
- Земсков, берешь второй "дегтярь". Прикрываешь правый фланг и орудие Птичкина.
Теперь предстояло рыть ячейки для пулеметов.
- Товарищ сержант, - подал голос Булатов. - Посмотри, к танкистам машина пришла. Наверно, какие-нибудь новости привезли.
Логунов пригляделся. У дома, где расположились танкисты, стоял бензовоз. Кто-то из танкистов переговорил с водителем и пошел впереди машины, которая тут же скрылась за домами.
- Это хорошо, что пришла. Птичкин! Быстро, в два счета оборудовать позицию для Земскова. Ячейку, подходы, все как полагается. Угольников! Помочь Долотову. Я к танкистам. За меня старший сержант Земсков.
* * *
К танкистам пришел заправщик. Оказывается, горючего у них оставалось на донышке. Повеселевшие танкисты заправляли машины.
Логунов договорился с водителем заправщика, что тот захватит с собой Малюгина и передаст донесение командиру полка. Тут же, на листке, который вырвал для него из трофейного блокнота лейтенант Иванов, Логунов написал донесение, в котором сообщил обо всем, что произошло со взводом, и о принятом решении.
Малюгин чувствовал себя хорошо. Рана побаливала, но была не тяжелой, и, главное, собирался он сейчас уехать подальше от этой стрельбы, от этих постоянно прущих на орудие фрицевских танков. Подальше от войны. Ранение свое он переживал не особенно. Легкое ранение для солдата - как отпускной билет, даже в какой-то степени выигрышный билет. Ранило - значит, не убило. И теперь, в ближайшее время, убить не может. Вначале должны подлечить. И каким бы ты ни был смелым, усталый и измотанный, за годы войны, легкое ранение воспринимаешь как отпуск. Месяц или два можно отдыхать на чистой постели, спать, когда тебе хочется. Симпатичные сестрички за тобой приглядывают. А там, возможно, на недельку-другую и домой отпустят на дополнительное излечение.
- Езжай, Малюгин, лечись, отдыхай, - напутствовал солдата Логунов. - Подлечишься, приезжай обратно в полк, в наш взвод. Попросишься - должны направить.
- Это можно, во взвод. Ребята у нас хорошие, - согласился Малюгин. - А правда, товарищ сержант, что после ранения отпуск дають? Или, может, брешуть, выдумывають?..
- Как правило, дают для окончательного излечения и поправки здоровья. Думаю, дома ты тоже побываешь, встретишься со своими.
- Это правильно делають, - одобрил Малюгин. - Дома и солома едома. Самое хорошо подлечиться можно. Жена теперь вместо меня работаеть в колхозе кладовщиком, - доверительно сообщил он. - Она у меня баба умная и деловая, ну почти как я. Ее там все слушають. Я, когда возвращаться во взвод буду, непременно сала привезу. У нее должно быть...
Потом Малюгин раскрыл свой пухлый сидор и вытащил оттуда восемь пачек моршанской махорки, самого шикарного горлодера.
- Это ребятам передайте. Пусть побалуются. Про запас держал... Пусть курють и поминають добрым словом.
Малюгин снова нырнул рукой в сидор и достал, сохранившуюся еще с довоенных времен жестяную коробку из-под монпансье. Порылся в ней, вынул два темных камешка. Затем оторвал клочок бумаги и аккуратно завернул их.
- Это Птичкину. Любить он своей зажигалочкой пофорсить, а она у него уже не тое... Там кремешок скоро кончится. Пусть зарядить новый и форсить.
Гогебошвили он передал новенький оселок - бритву править, Трибунскому - кусок белого материала на подворотнички. Самому Логунову отдал офицерский фонарик с запасной батарейкой. А потом вынул небольшой, туго набитый мешочек.
- Тут пуговицы, нитки, иголки, - объяснил он. - Мозжилкину отдайте. Он парень ничего, хозяйственный. Только упредите, чтобы не транжирил направо и налево. А то они зараз растащуть. Приеду - проверю.
Логунов попрощался с Малюгиным, еще раз напомнил, что во взводе его будут ждать, и чтобы он непременно возвращался, передал донесение водителю.
* * *
- Вот и все, - Логунов поглядел вслед заправщику, что увез Малюгина. - Мои уже, наверно, и окапываться закончили. До утра - свободное время, можно отдыхать.
- Ночью они не пойдут, - согласился Иванов. - Но посты я уже выставил. Могут прислать разведку.
- Могут... У нас два часовых. У орудия всегда кто-то дежурит. Кто первый увидит фрицев, дает два зеленых свистка. И все сразу на ногах.
- Два зеленых свистка - это вы хорошо придумали, - оценил Иванов. - Главное - фрицы не заметят. А заметят - не догадаются.
- Не догадаются, - подтвердил Логунов.
У ближайшей мазанки, где сидели танкисты, кто-то запел. Негромко, вполголоса.
Слева перелесок, справа вырос ДОТ.
Только нам приказано...
Только нам приказано...
Нам сейчас приказано:
Все что видим сокрушить
И вырваться вперед!
Товарищи певца подхватили:
Любо, братцы, любо...
Любо, братцы, жить!
В танковой бригаде не приходится тужить!
Любо, братцы, любо...
Любо, братцы, жить!
В танковой бригаде не приходится тужить!
- Ого, у тебя тут, оказывается, певцы, - Логунов прислушался. - И неплохо у них получается.
- Экипаж Скиданова. В той жизни он на сцене филармонии пел. Сейчас водитель. Лихой парень. И ребята у него подобрались хорошие. Петь тоже любят. А эта песня у нас, вроде, бригадная.
Скиданов опять затянул:
А первая болванка, а первая болванка...
А первая болванка, попала танку в лоб,
Первая болванка...
Первая болванка...
Механика-водителя
Загнала прямо в гроб!
И опять трое лихо рванули:
Любо, братцы, любо...
Любо, братцы жить!
В танковой бригаде не приходиться тужить!
Любо, братцы, любо...
Любо, братцы жить!
В танковой бригаде не приходится тужить!
Логунов остановился:
- Невеселая, а хорошо получается. Тоска и удаль... Самая солдатская песня для войны.
- Как живем, так и поем, - Иванов тоже остановился, прислушался.
Скиданов опять затянул:
Потом зажигалка попала в бензобак...
Вторая зажигалка попала в бензобак.
Вспыхнул танк, как факел...
Вспыхнул танк, как факел,
Гроб пылал как факел,
А я выбрался кой-как.
Ребята дружно подхватили:
Любо, братцы, любо...
Любо, братцы, жить!
В танковой бригаде не приходится тужить!
Любо, братцы, любо...
Любо, братцы жить!
В танковой бригаде не приходится тужить!
И снова Скиданов:
Меня вызывают в особый отдел...
Меня вызывают в особый отдел:
Почему, скотина,
Ты такой мерзавец?
Почему, мерзавец,
Вместе с танком не сгорел?!
И снова:
Любо, братцы, любо...
Любо, братцы, жить!