- Дай-ка! - Птичкин взял у Григоренко чинарик и жадно затянулся, аж губы обожгло. Бросил окурок, привычно наступил на него каблуком, рывком расстегнул пуговицы гимнастерки. Нахмуренные, нависшие над потемневшими глазами брови и глубокие морщины, легшие поперек лба над переносицей, делали сейчас Птичкина лет на десять старше.
- Как коленки? - зло спросил он. - А то у некоторых слабость в коленках наступает, как только фрицевские танки появляются.
Солдаты удивленно смотрели на командира.
- Ты, Птичкин, брось, - Трибунский поправил пилотку. - Не заводись. Давай о деле.
- Нэрвы бэрэжи, - посоветовал Григоренко. - Ты на нас, Птичкин, нэрвы нэ расходувай. Бачишь, скильки нимцив по дорозе пылюку пускають, вот на них нэрвы и кидайся.
Птичкин опомнился: чего это он напустился на людей...
- Сорвался, - признался он. - Идут, гады, как на параде. Не могу на это смотреть. - Берем первые шесть! Первый, потом последний... А потом все остальные... Все наши. На бога не надеяться. Григоренко, ты у нас сегодня бог войны! Смотри, рыжий, первый - непременно надо сделать одним выстрелом. Промажешь - голову оторву!
- Трэба так трэба... - кто знает, что чувствовал Григоренко, получив указание, чтобы "одним выстрелом".
Григоренко пригнулся к прицелу. Тонкий, длинный ствол орудия медленно приподнялся над землей и, опережая колонну, плавно двинулся в сторону головного танка. Обогнал его, как это положено, на два корпуса... Так и пошел, будто вел танк за собой. И стали они с этой минуты неразрывно связаны невидимой ниточкой, называемой судьбой. Была теперь эта громадная стальная машина, с пушкой, пулеметом и всем своим обученным завоевывать и крушить экипажем, в полной зависимости от григоренковского умения и ненависти. Умения у него пока имелось не очень много, но ненависти хватало.
- Внимание! Приготовиться к бою! - приказал Логунов.
- К бою! - повторил Птичкин.
- Снаряд! - потребовал Григоренко.
- Н-на! Трибунский послал снаряд в приемник орудия. До начала боя оставались секунды.
* * *
Угольников вернулся к орудию, обошел вокруг него, выискивая какой-нибудь непорядок, но ничего не нашел и рассердился. Пнул носком сапога ящик со снарядами.
- Это что такое?!
- Снаряды, - объяснил Мозжилкин.
- Сам вижу, что снаряды... Убрать! Приготовить осколочные!
- Так танки ведь.
- Сам вижу, что танки. Танки потом. Сначала автоматчиков накроем, пока они в машинах, все вместе. Потом рассыплются по полю - попробуй, возьми их. За каждым что ли гоняться прикажешь?.. Они нам тогда дадут, мало не покажется.
- Так пулеметы есть. Они как раз для пехоты изготовлены.
Мозжилкин, сколько служил в противотанковой, по пехоте ни разу стрелять ему не приходилось.
- Чего ты мне про пулеметы?! Это разве оружие?! Мы одним осколочным уложим фрицев больше, чем пулемет за день.
- А танки? - не мог понять командира наводчик, потому что был настроен, как говорят радисты, на одну волну - на немецкие танки.
До войны работал Мозжилкин в МТС слесарем. К машинам относился с уважением. Знал: если машину в дело пустить, она все, что захочешь, сделает.
А немцы без техники вообще ничего не могут, хлипкие они без танков. Угрохать из пушки десяток фрицев считал Мозжилкин делом пустячным и несерьезным. Не для того пушки и делают. Танк - это да! Танк - машина... С танками и воевал. Не пехоту какую-нибудь фрицевскую, зачуханную, бил, а танки.
Имелись у Мозжилкина и личные счеты с немецкими танками. Под Воронежем ударил танковый снаряд в щит его орудия. Считай, всего правого верхнего угла - как не бывало. Повезли Мозжилкина в госпиталь с осколком в груди. Чуть левей угодил бы осколок, и никакого госпиталя не надо. После Прохоровки - опять госпиталь. И тоже повезло. Вскользь прошел осколок. А мог бы остался наводчик без правой ноги. Такие взаимоотношения сложились у Мозжилкина с немецкими танками. И стрелять по пехоте, когда рядом танки, считал он занятием несерьезным и даже обидным.
- Первое орудие ударит по танкам. А мы пехоту накроем. Для начала - это главное, - объяснил Угольников. - Разделаемся с автоматчиками, пока они в машинах и переносим огонь на танки. Те четыре, что замыкают колонну - наши.
Значит, танки тоже будут его, Мозжилкина. Это меняло дело. Можно для начала и пехоту накрыть. А потом взяться за танки.
- Остальным понятно? - спросил Угольников.
Остальные - это Баулин, Булатов и Глебов. Им не выбирать цель, не стрелять. Снаряды подавать. Какие прикажут, такие и подадут.
- Понятно... - отозвались остальные.
- Четыре ящика осколочных. И шевелись!
Глебов и Булатов поспешили к осколочным, которые лежали отдельно. Баулин - заряжающий, откинул крышки.
- До черта там фрицев, - это Глебов о ползущей по дороге колонне. - Сколько они нагнали на наши две пушки...
- Все прут и прут, - осудил фрицев и Баулин. - Как будто мы двужильные. Человеку же когда-нибудь отдохнуть тоже надо. Как мы вчера копали, так, по нормальному, три дня отдыха надо каждому дать.
- Хватит бурчать, - оборвал его Угольников, - хочешь отдыхать - езжай на курорт. Сейчас тебе путевку выпишут.
- Внимание! - послышалась команда Логунова. - Приготовиться к бою!
- По местам! - приказал Угольников. - Осколочным! Пять снарядов! По машинам!
- Снаряд! - потребовал Мозжилкин.
* * *
Земсков лежал в тесном окопчике и с тоской думал, о том, что боль в щиколотке не утихает. Доктор Птичкин обнадежил, сказал, что к утру пройдет. А нога болит, не перестает. И ночью поспать не удалось. Наверно связки порваны. А может просто вывих и при вывихе так должно быть?.. Птичкин тоже не очень в этом разбирается. До чего все плохо получилось. Танки идут, а у него нога... И если откровенно, то ему сейчас не до танков. Замполит говорил: "Ты, главное, с народом будь, моральный дух поддерживай и, соответственно, личным примером..." Вот он и лежит сейчас в гнезде, "поддерживает" свою ногу... Правильно Логунов сказал: с такой ногой пользы от человека немного. А хоть бы и никакой - уехать он все равно не может... Но почему никакой пользы? С пулеметом - еще какую пользу принести можно. Столько автоматчиков - это вам не кот начихал. Он и Долотов всех этих автоматчиков придержать должны. А боль в ноге пройдет. Не пройдет - потерпит. Это же смешно - человек на войне ногу вывихнул... Патронов хватит. Десять дисков... "Ты держись, - сказал ему Логунов, - без тебя и Долотова нам крышка. Захлестнут автоматчики. Орудиям танками заниматься надо. Сам понимаешь..."
Значит, надо держаться. Во все, что делается на дороге, вмешиваться не станет. Да и бестолку на таком расстоянии. Когда фрицы скатятся в овраг, выберутся оттуда и пойдут на орудия, тогда и ударит. Только тогда. Неожиданно для фрицев. А тесновато в этом окопчике. Пулеметное гнездо... Придумали название... Гнездо и есть. С больной ногой и не повернешься... Земсков прижал к плечу приклад пулемета, прицелился в намеченную им точку на краю оврага, где он должен срезать цепь автоматчиков. Нормально. Все должно пойти нормально... Опустил приклад и стал ждать.
* * *
Долотов установил пулемет, лег, прижал к плечу приклад, прицелился, повел стволом по краю оврага. Стрелять было неудобно. Он поставил пулемет немного левей, снова примерился. Теперь получилось все, как надо, и Долотов с силой вдавил сошки в плотную землю. Коробки с дисками открыл и положил рядом, слева так, чтобы можно было, легко и быстро дотянуться. Затем вынул из сумки для противогаза, шесть "лимонок" и аккуратно вставил в каждую запал. Все шесть поместил в небольшую нишу, которую еще вчера выбил в стене окопа. Еще раз, по-хозяйски оглядел свое имущество и остался доволен.
Он вынул из кармана объемистый кисет, щедро расшитый бисером. Кисет пришел к нему откуда-то из Сибири, в посылке с подарками. Свернул цигарку крупного калибра, прикурил и, уселся поудобней: сейчас, однако, можно и покурить в удовольствие. Фрицы полезут, некогда будет.