Серая колонна медленно ползла по серой степной дороге. Долотов не любил степь. Она виделась ему какой-то нежилой, все открыто, пусто, никакой красоты. То ли дело - лес. Долотов вспомнил архангельские леса... Деревья в два обхвата, густые подлески, через которые, пока пройдешь, вволю топором помашешь. И все живое. Дотронешься ладонью до дерева - кора теплая, дышит. Тропинки в лесу, и те живые. Идешь, а она стелется, стелется, виляет, все вперед, вперед, и не остановишься...
"Разве можно такое сравнить со степью? - думал Долотов. - Пустота, здесь, серость одна, поэтому фашисты сюда и наползли. Танки, они ведь тоже неживые, железные. По лесу, однако, не прошли бы со своей броней".
- Приготовиться к бою! - услышал он команду Логунова.
- Начинается... - Долотов выглянул из окопа. Колонна еще далеко. И автоматчики на машинах. Но из орудий достать можно, сейчас и начнут. А браться за пулемет еще не скоро. Есть время покурить. Значит покурим...
Оба орудия ударили одновременно.
* * *
У Григоренко получилось. Лучше и Огородников бы не сумел. По трассе видно было, что попал под башню головного танка. Что там произошло, отсюда не определишь. Очевидно, снаряд вспорол броню. Внутри танка рвануло, и он замер. Одним меньше.
Машина, что следовала за ним, круто развернулась на месте, и третий танк едва успел вильнуть в сторону, чтобы не столкнуться с ней.
Григоренко этого не видел. Прилип к прицелу, нашел танк, замыкающий первую группу. Тот застыл: мишень, бери его... "Возьмем и цей..." - сквозь зубы выдавил Григоренко и нажал на спусковой. Не взял. Трасса снаряда прошла впереди машины. Он повернул колесико прицела. Еще один выстрел...
- Перелет! - сообщил Птичкин. - Куда смотришь?! Дистанция - четыреста!
Гильза упала на землю, зазвенела. Трибунский послал снаряд в приемник.
Григоренко и сам видел, что перелет. А танк медленно двинулся, сполз с дороги и стал переваливаться через кювет. Григоренко слился с прицелом, медленно повел ствол орудия впереди машины, ловил нужные полтора корпуса. Ловил... - "Да я ж тэбэ... Да я ж тэбэ..." - Нажал на спусковой механизм и опять промазал.
Случается такое. И наводчик опытный, и прицел точно установлен и выстрелил вовремя, а снаряд идет мимо. Потому что на полет снарядов влияют многие другие факторы, специалисты в области баллистики знают. И знают, что учесть все невозможно. При каждой стрельбе из орудия нужно еще немного везения. А оно - то есть, то нет...
А танк вдруг свернул с дороги вправо и рванулся, набирая скорость, к высоте, где стояли орудия. Тут и вбил в него Григоренко снаряд. Танк как бы подпрыгнул на месте, потом крутнулся на одной гусенице и замер. Из щелей повалил густой черный дым.
* * *
А Мозжилкин промазал. Такое случается и у самых опытных наводчиков. Снаряд разорвался далеко за колонной.
Командиры орудий всегда недовольны подобными промахами. Не признают командиры орудий никаких побочных факторов. И точно знают, кто виноват.
Угольников только крякнул от досады, посмотрел на Мозжилкина с сожалением и сказал: "Перелет. Сто метров. На прицел смотри, раззява..." А больше ничего не сказал, хотя ему очень хотелось вспомнить все, что он думал по поводу перелетов, и о Мозжилкине тоже. Но удержался, потому что не стоило во время стрельбы говорить об этом наводчику.
Зло покусывая губы смотрел Угольников, как Мозжилкин поправляет прицел, как медленно вращает маховички поворотного механизма. И с каждой секундой ненавидел наводчика все больше. За то, что промазал, за невозмутимость, за неторопливые движения, за то, наконец, что Мозжилкин попал в расчет к нему, а не к кому-нибудь другому.
Ударил еще один выстрел, и снова мимо. На этот раз снаряд упал, не долетев до колонны. Угольников взорвался.
- Баба! - завопил он. - Мазила! Уходи от орудия, к чертовой матери!
Мозжилкин и не оглянулся. Снова поправил прицел и выстрелил. Третий снаряд разорвался в кузове грузовика.
Время... время... Каждая секунда растягивалась у артиллеристов до бесконечности. А у немцев время летело стремительно... Разрыв снаряда... Еще один разрыв, а они не успели еще сообразить, что произошло, не успели остановить колонну.
- Вот так! - закричал Угольников. - Молодец Мозжилкин. Круши их ко всем матерям!
Выстрел! Снаряд разорвался в кузове еще одного грузовика, заполненного солдатами.
* * *
Колонна остановилась. Горохом посыпались из машин серо-зеленые фигурки и залегли в кювете, рассеялись по полю. Они еще не стреляли, они еще не знали, куда надо стрелять, не поняли, откуда грозит опасность. Но это уже был готовый к бою отряд.
* * *
Танкисты разобрались, откуда ведут огонь орудия. Танк, по которому второй раз промазал Григоренко, блеснул вспышкой выстрела. Прошуршал и где-то недалеко шмякнулся снаряд.
"Болванка, - отметил Логунов. - Значит, осколочных у них нет. Это хорошо".
На наблюдательном пункте, да еще в должности комвзвода, Логунов чувствовал себя неуютно. Он привык находиться возле орудия, с расчетом. Там все вместе, заняты делом. А здесь один. Вот они, товарищи, рядом. Но все равно один.
Бой развернулся по-настоящему за самое короткое время. Логунов видел, как в начале колонны застыл вражеский танк. Как влепил Мозжилкин осколочным в одну машину, затем во вторую. Хорошо начали. Правильно. Все шло так, как они и прикидывали.
Но немцы опомнились быстро. Пехота рассыпалась, залегла. Мозжилкин накрыл ее еще десятком осколочных.
А танкисты разобрались, наконец, откуда их обстреливают и открыли ответный огонь...
- Отставить осколочные! - приказал Угольников. - Бронебойными, по танкам, огонь!
- Вот это дело, - Мозжилкин повеселел, быстро повел ствол орудия к группе танков, замыкавшим колонну. Они по-прежнему стояли на месте. Булатов и Глебов подвинули в сторонку ящики с осколочными, на их место поставили бронебойные.
* * *
"А дальше что? - прикидывал Логунов. - Не могут они так вот стоять и перестреливаться с нами. Должны пойти вперед. За тем и явились сюда. Куда пойдут? К Лепешкам, или прямо на нас, рванут по прямой? Знают про овраг или не знают? Комбриг считает, что и у фрицев должны быть раздолбаи, - вспомнил он. - Правильно, раз есть армия, должны быть и раздолбаи. Посмотрим..."
Танк из первой группы перевалил через кювет, остановился, выстрелил два раза и пошел напрямую, к высотке. За ним еще четыре машины. Помчались чтобы подавить орудия. Не к высотке они спешили, а к оврагу. Вот тебе и "рама", и аэрофотосъемка... Не посмотрели фрицы как следует карту, прошлепали. "Прав комбриг, - обрадовался Логунов. - Раздолбаи - категория международная, границ не имеющая".
Танки шли быстро, выжимали из моторов все, что могли. Стреляли на ходу. Напугать хотели. Хоть и немцы, но на "авось" надеялись. Но "авось" - он "авось" и есть. Снаряды шли в белый свет, как в копеечку. Артиллеристы отвечали. Невозможно не стрелять, если на тебя бронированные махины прут. Но и танк, когда он на полном ходу, да еще маневрирует, не достанешь. Разве только случайно. "Случайно" не получалось.
И у фрицев танковая атака не получилась. Разогнались лихо, по-настоящему: крушить и давить. Пять танков на два орудия и всего каких-то полкилометра. Делать нечего... И вдруг, нате вам: овражище, похлеще любого противотанкового рва.
Передовая машина замерла, как в стену уткнулась. Овраг такой, что если рухнешь туда, даже на танке, больше тебе уже ничего и не надо будет. Танкисты сообразили, что вляпались. Машина тут же, на месте, развернулась и, ни секунды не медля, помчалась в обход балки. Остальных очевидно, по рации успели предупредить. Это, хоть до оврага и не добрались, тоже повернули.
Артиллеристы и отыгрались. Тому, первому, Григоренко вбил снаряд в моторную группу. Танк после удара застыл и из щелей повалил густой черный дым. Так они иногда горят. Пламени не видно, оно внутри, а наружу только дым и гарь.