- Как ты с ним управлялся, когда из танка выбрался?
- А что делать, - танкист пожал плечами и поморщился от боли, - другого нет...
- Стреляешь хорошо?
- Механик-водитель я. Но ты не думай, сумею. Ты мне только место укажи.
- Понятно...
"К орудию бы поставить танкиста, снаряды подавать, - прикинул Логунов, но он видел, как тяжело давалось танкисту каждое движение, как морщился он от боли. А у орудия - бегом-бегом... - Пусть полежит у пулемета. Третий пулеметчик - тоже неплохо. И душу ему надо отвести. Для этого самому стрелять нужно, а не снаряды подавать".
- Понятно, - повторил он, - нам пулеметчик нужен позарез, Баулин, помоги зарядить диск...
Логунов снова перебрался на наблюдательный пункт. Устроился поудобней, вынул из чехла бинокль и стал рассматривать горящую деревню, ждал, когда появятся немецкие танки.
Сколько раз за прошедшие два года приходилось ему, вот так притаившись, ожидать танковую атаку...
В госпитале, в одной с Логуновым палате, лежал раненный в грудь артиллерист. Он много рассказывал о своих сорокапятках, о ребятах, которые жгли немецкие танки на прямой наводке... Логунов слушал и немного завидовал ребятам, которые запросто расправлялись с танками. Сам он всегда чувствовал себя перед танками, мягко говоря, несколько неуютно. И еще Логунов знал на собственном опыте, что танки - это у немцев основная сила. Поэтому очень хотелось ему быть там, где эту силу уничтожают... В госпитале, он услышал, узнал, где и как это делается...
Маршевую часть, в которую попал Логунов после госпиталя, послали на пополнение в танковую армию. Их выстроили на широком поле, возле какой-то прифронтовой станции с разрушенными постройками и воронками от бомб возле путей. Сюда приехали "покупатели" разбирать пополнение по частям и подразделениям. Первым перед строем прошел майор Дементьев. Невысокий, тонкий в талии и широкий в плечах, с небольшими, закрученными кверху усиками и лихо сбитой на затылок папахе, он походил на Чапаева. Когда майор спросил, кто хочет воевать в танкоистребительном полку, вперед вышло человек шесть. Логунов вспомнил раненого артиллериста и тоже вышел.
Азам военной профессии обучали быстро. Остальному доучивали в боях...
Теперь Логунов мог встречаться с немецкими танками на равных: кто быстрей, кто точней, кто удачливей... Были и засады, и прямая наводка, и трудные, неожиданные встречные бои, когда едва успеваешь развернуться и установить орудие. Всякое бывало.
* * *
Порыв ветра взметнул стелющийся по земле дым, и на окраине деревни показался немецкий танк. В бинокль Логунов видел, как он медленно, словно выискивая цель, повел стволом орудия влево, затем вправо. Тут же выполз второй танк и остановился возле первого.
Логунов без особого интереса рассматривал эти танки - насмотрелся за годы войны. Его интересовало - сколько их?
Ждать пришлось недолго. Разбрасывая горящие бревна, из деревни вырвался на полном ходу еще один танк, за ним второй.
"Четыре... Что-то маловато, - прикинул Логунов. - Должны быть еще. Сколько же их там наши побили? Но не три же осталось?"
Логунов понимал, что бой будет трудным, может быть, последний его бой. Но эта мысль отступала куда-то на второй план. Сейчас он думал об одном: сколько немецких танков уцелело, сколько они сумеют бросить на высоту?
Подошел еще один танк.
"Вот и остановились бы на этом. Для взвода вполне достаточно, - подумал Логунов. - Даже многовато... Расчеты неполные. - И тут он увидел быстро бегущий по окраине деревни шестой танк. - Так... Этот уже лишний... Неужели там есть еще?"
Оказалось - есть. К собравшимся на околице машинам вскоре присоединились еще один танк. Потом подтянулась пехота. Пехоты оказалось немного, неполных два взвода, не больше. А вот танков многовато - семь машин. Логунов понял, что больше уже не будет.
"И на том спасибо, - невесело подумал он, - значит, танкисты прибрали семь штук. Три наших танка - шесть немецких. Неплохой расклад. Больше от них и требовать нельзя. Теперь на наших два орудия - семь... А может быть и больше... Возможно, не все еще вышли из деревни."
Танки стояли недолго. Вскоре они развернулись широкой цепью, и пошли к высотке. Стреляли на ходу. Надеялись попасть в притаившийся взвод, или просто пугали...
Орудия приготовились к бою. Ящики со снарядами, как этого требовал лейтенант Столяров, лежали сразу же за станинами. Отдельно болванки, отдельно осколочные.
Птичкин снял гимнастерку, аккуратно сложил ее. Остался в линялой, до дыр застиранной и не раз штопанной тельняшке. Он заглянул в окуляр прицела, попробовал, легко ли ходят маховички и остался доволен. Григоренко нянчил снаряд, готовый послать его в приемник, и Гольцев приготовил снаряд. Гогебошвили стал на место замкового.
Второе орудие тоже изготовилось. Мозжилкин, как всегда, был спокоен и нетороплив. Он расстегнул воротник гимнастерки, подвернул рукава. Поглядывал на немецкие танки, ждал, когда они подойдут к рубежу, на котором можно будет открывать огонь. На место замкового встал сам Угольников. Забинтованная правая рука его висела на перевязи. Лицо командира орудия осунулось, щеки запали, подбородок, зарос щетиной, вытянулся.
Танки шли широкой цепью, загибающейся в полукруг, хотели охватить высотку с трех сторон. Этого не следовало допустить. Орудие не пулемет. Его не станешь поворачивать то в одну сторону, то в другую.
- Заряжай! Наводить по крайним! - подал команду Логунов.
Замковые одновременно рванули рукоятки. Замки неслышно опустились, приняли снаряды и тут же плотно прикрыли их своими стальными телами.
Стволы орудий медленно поплыли: один вправо, другой - влево.
Танки не торопились, старались пока не отрываться от пехоты, прикрывали ее броней. Это настойчивое монотонное движение действовало на нервы угнетающе. Казалось, что остановить его никто не в силах.
"Пора, - решил Логунов". Он опустил бинокль и приподнялся в неглубоком окопе. Расчеты застыли у орудий. Пулеметчики замаскировались, притаились в ячейках, и Логунов с трудом разыскал их среди бугорков, заросших порыжевшей травой.
* * *
Орудия ударили одновременно. Танки, как будто выстрелы заставили их очнуться от дремы, рванулись вперед, не обращая внимания на отставших автоматчиков. Снова вспыхнули стволы танковых пушек, и на высоте поднялись фонтаны разрывов.
Коротки бои между танками и орудиями противотанковой артиллерии. Считанные минуты нужны танку, чтобы пройти отделяющее его от орудий расстояние. Он на предельной скорости мчится к ним, многотонный, закованный в броню, стреляет на ходу по расчетам, укрытым за тонким, не спасающим от танковых снарядов щитом. Но в эти считанные минуты он весь на виду, как спичечный коробок на ладони. Бери его, но не медли. Он ведет огонь, значит, надо выстрелить раньше. И не торопись. Промахнешься, и, кто знает, будет ли у тебя возможность выстрелить еще раз.
Снаряд, выпущенный Птичкиным, угодил в гусеницу крайнего справа танка, и та, сорванная страшным ударом, растянулась на земле. А танк завертелся на одном месте, потом застыл и быстро повел стволом орудия, выискивая, откуда ему попало. Не успел найти. Второй снаряд угодил в борт, машина скособочилась и задымила. Открылся люк башни, и из него вынырнула темная фигурка танкиста. Тут же прозвучала короткая пулеметная очередь, и фигурка эта словно переломилась пополам, повисла на броне.
"Трибунский, - отметил Логунов, - молодец, Трибунский".
Ударил длинной очередью танкист. Как бы откликаясь, заработал пулемет Земскова. Эти отсекали пехоту.
Танки стреляли осколочными. Вокруг орудий поднимались столбы разрывов. Шуршали над головами артиллеристов осколки и, еще горячие, кромсали у их ног землю рваными зазубренными краями.
Птичкин вбил снаряд в ходовую часть еще одного танка. Даже отсюда он увидел, как брызнули в стороны обломки колес и сорванные траки. Танк ответил выстрелом, снаряд разорвался недалеко от орудия, обдал артиллеристов приторным запахом сгоревшей взрывчатки и комьями земли. Птичкин выстрелил еще раз, опять угодил в ходовую часть. Танк снова ответил, снаряд, разорвался в нескольких метрах перед орудием. По щиту застучал град осколков.