Но суровая Арктика не сдавалась. Она жестоко мстила смельчакам за отчаянные попытки вторгнуться в ее безбрежные девственные просторы. На пути первооткрывателей неизменно вставали немыслимые преграды, все силы суровой природы ощетинивались, как несметные полчища злейших врагов. И самыми сильными, самыми опасными были льды Арктики. Они веками хранят тайны гибели больших надежд и отважных, крепких духом людей. И тайна трагедии советского самолета Н-209 в Северном ледовитом океана вряд ли когда-нибудь будет раскрыта.
В тяжелые дни Великой Отечественной войны, мы часто вспоминали своего безвременно погибшего друга.
При вылетах на боевые задания невольно думалось: как жаль, что нет с тобой рядом Сигизмунда Леваневского. Будь он в живых, безусловно, занял бы самое достойное место в ряду верных сынов Родины, защитников Отчизны.
НАД ДВУМЯ КОНТИНЕНТАМИ
Глубокой осенью 1933 года я зашел по делу к начальнику транспортной авиации и в его приемной увидел Маврикия Трофимовича Слепнева. Он тихонько сидел в углу у окна и, не обращая ни на кого внимания, мудрил что-то над географической картой.
— Что колдуешь? — подошел я к нему.
— Понимаешь, Михаил, — задумчиво ответил Слепнев и ткнул пальцем в карту, — вот примерно тут дрейфует «Челюскин», Мне приходилось здесь бывать. Коварное это местечко… Как бы не пришлось нам лететь на выручку, — добавил он.
Я тогда недоверчиво посмотрел на него и, честно говоря, не придал этим словам особого значения. А зря… Слепнев никогда слов на ветер не бросал и Север хорошо знал.
Мы познакомились, когда я еще работал в мастерских, а он уже был инструктором Высшей школы военной авиации.
Помнится, зимой двадцать четвертого года к нам в ремонтный цех авиамоторов пришла группа военных летчиков. Один из них, казавшийся самым старшим по возрасту, попросил меня объяснить устройство мотора «БМВ».
— Не стоит отрывать мотористов от дела, — пробасил рядом высокий красивый летчик лет тридцати. — Я сам хорошо знаю этот мотор!
И он действительно отлично его знал; тут же очень толково объяснил масляную систему, устройство водяного охлаждения, карбюраторе…
Он выглядел очень щеголевато в ладно сшитом кожаном реглане, под мышкой — перчатки на меху с огромными крагами.
— На вид форсун, а дело знает, — не удержался я, чтобы не шепнуть ребятам.
Когда военные уходили, я, осмелев, полюбопытствовал у заинтересовавшего меня незнакомца:
— Вы инженер или летчик?
— Я Слепнев, — ответил он, улыбнувшись. — И то и другое. Ресторан «Стрельна», то есть бывший ресторан, знаешь?
— По соседству здесь, в Петровском парке?
— Теперь там учатся, а я читаю лекции о моторах и самолетах… Правда, иногда мне кажется, что из соседнего кабинета, ставшего классом, доносится песня цыганского хора… Но песен нет, учеба есть…
Каким Слепнев был тогда, таким и остался — веселый, общительный, компанейский человек со своеобразной, порой резковатой, но всегда остроумной манерой разговора. Он ценил и любил шутку, меткое сравнение, крепкое словцо…
Великолепно рассказывал Слепнев о своем детстве и юности…
Будущий прославленный летчик родился в многодетной крестьянской семье, в деревне Ямсковичи Кингисеппского уезда, вблизи Петербурга.
В этих местах часто проводились маневры войск Петербургского военного округа. Маленький Маврикий с восхищением глазел на гвардейские полки пехотинцев и проносившихся рысью на красавцах конях кавалеристов. Не было для него лучшей музыки, чем марши духовых оркестров. И самой увлекательной книгой являлся потрепанный «Учебник унтер-офицера», который он случайно раздобыл.
Мальчик решил обязательно стать военным и, конечно, не солдатом, а офицером. Так он и заявил домашним.
Отец рассмеялся:
— Молодо-зелено, Мы с тобой, Маврикий, мужики. Нашему брату попасть в офицеры — дело невозможное… Ты учись лучше, в люди, может, и выйдешь…
«Выходить в люди» Маврикию не хотелось. Он мечтал «выйти в офицеры». А учиться его отдали в торговую школу. Вероятно, родители полагали, что изучение коммерческого счетоводства отобьет у мальчишки желание стать военным. А он после уроков, тайком от учителей, в сотый раз перечитывал «Учебник унтер-офицера».
Самостоятельную трудовую жизнь Слепнев начал с работы на заводе электрической аппаратуры. А по вечерам, до глубокой ночи, сидел над военной литературой, стремясь постичь тайны стратегии Фридриха Великого и понять ошибки Наполеона.