Так вот и горемычит Поля со своими детьми. Выкинут иной раз штучку — голова кругом идет. У нее и посейчас, если в доме никого нет и двор пустой, начинают дрожать коленки, как в тот раз. С тех пор живет Поля и постоянно ждет беду. А захомуталась бы сноха, по мысли Поли, в делах, в заботы с макушкой скрылась — дурь-то из головы вылетела бы.
— Нет, дочка моя дорогая, — вслух заговорила Поля, — давай засучай рукава, с тобой рядом стану, все будешь делать, как я. Никуда ты от меня не денешься…
Поля спохватилась, поглядела в сторону сарая.
— Господи, да чо ж она не идет-то! Ай куда опять шмыгнула?
И вышла на середину двора, голосисто окликнула, как будто разыскивает сноху:
— Маша! Дочка, где ты?
Немного погодя послышался легкий хруст за сараем, и показалась сноха. Глянула издалека своими темными смутами, не размыкая губ, улыбнулась.
— Вот ты где! А мы все сено просушили, отпустили нас совсем. Давай помогу тебе с делами. Зорьку доила?
— Нет, собираюсь идти, — проговорила она, направляясь в дом. Вот так сноха частенько с ней, Полей, когда нет Вовки, обходится: ресницы опустит, будто два черных шнурочка пролягут, тень непроглядную наведет ими на плоское лицо и пройдет мимо, плечом не колыхнет. А Поля гадай, какой сатана у нее в душе засел.
— Айда, дочка, вместе сходим… — подлаживаясь под настроение снохи, говорит Поля ей вслед.
По пути к речке, где находится стойло, Поля, довольная, что сноха идет с ней рядом плечо в плечо (пусть народ посмотрит, полюбуется!), все наставляла ее:
— Завсегда, дочка, так: первые месяцы после отела любую корову доят три раза на день. А ваша первотелка, ее тем более надо раздаивать. Потом она зальет тебя молоком. А с ним — и маслице у тебя, и сметана, и творог…
Когда сноха села доить, Поля отошла в сторонку, но Зорька тянула к ней морду и чуть слышно помыкивала. Поля подняла с земли прут, погрозила:
— Я те… Вон куда гляди, там твоя хозяйка!
К концу доения она подошла к снохе, стала подсказывать:
— До конца, дочка, все остатки вытягивай. Чтоб молока ни грамма не оставалось. Так, так… Вот и все, вот и хорошо! — похвалила.
Вернулись со стойла, опустили молоко в погреб.
— Какие молодчины мы с тобой, одно уже спроворили, — подбодрила она сноху.
Серафимка еще спала. Возле стола у снохи лежал ворох белья, и были приготовлены утюг и гладильная доска.
— Гладить собралась? Давай пока занимайся, а я погляжу, что у меня дома творится.
Дома она бегом поделала то, что было неотложно, на ходу перекусила и быстро вернулась, прихватив с собой мотыгу и грабли. По пути увидела: Козанков трактор так и стоит, с места не стронулся.
Сноха еще гладила, и Поля принялась сгребать во дворе мусор — щепки от дров. Выглядывала эта убогость из травы, зарастать начала. Собрала большую кучу, прошлась еще веником и все отнесла за сарай.
Вышла сноха с Серафимкой, остановилась на крыльце.
— Ой, мама, что же меня не позвала?
— Ладно, ладно. Ты тоже делом занималась. Давай корми дочь, да наделаем с тобой вареников. Пусть готовые лежат. А картошку закончим полоть — сварим на ужин.
Под конец сноха стала веселой. Когда пололи картошку, Серафимку тоже взяли на огород. Она, держась за стебли ботвы, переходила от куста к кусту, а они со снохой то и дело окликали ее, забавляя. Если стебли обрывались, и внучка падала, обе со смехом бежали ее выручать. Хорошо стало и ей, Поле, и снохе. Поля видела, как та увлеклась работой. Вот так, с богом, потихоньку все и наладится у них. С Вовкой-то она справится, его она и обидеть не побоится, в глаза любую правду скажет.
Солнце начало снижаться, слабее припекать. Вернулся с работы Вовка.