— А как его нашли?
— По следу кровяному. Егран Терешонок, еще двое стариков, поймали да связали. Он в Битюкову балку заполз и уснул.
— Герой ты у нас, мать.
— Из-за него на меня слава легла. Народ-то разный в селе, насмешники стали слух пускать: дезертир меня ссильничал. Война кончилась, какие женихи пришли — к другим потянулись, мимо меня. Ладно, твой отец. Теперь ты вот живешь на свете. Оказывается, добра без худа не бывает.
— Это точно, — философски заметил Вовка, явно потерявший интерес к рассказу матери. А сноха вдруг забеспокоилась, стала дергать мужа за рукав, склонилась, что-то пошептала ему на ухо.
— Ага, ага, — закивал тот, улыбаясь.
— Расскажи, — потребовала она, — мама же не знает, почему я не пришла, сердится.
— Чей-то хотите рассказать? — насторожилась Поля, как недобрый знак вспомнив их сегодняшнюю веселость.
— Да это нынче… — тянул Вовка. — Когда ты с Серафимкой ушла, механик заявился. Я ему: «Завтра косить — помощника до сих пор нет». Комбайн старый, никто не идет. Он на Машу показывает: «А она тебе не помощник? Пусть оформляется!»
— Ну и что? — Поля с тревогой посмотрела на сноху. Та заранее, еще до того, как Вовка ответил, отважно улыбнулась ей.
— Головой-то не крути, а говори как следует! — прикрикнула Поля на сына.
— Что говорить-то… Пошли в правление, заявление написали…
Скамейка под Полей так и поплыла, и она вместе с ней. В голове звон пошел. Сноха и сын стали отдаляться, только видно, как улыбаются, да Вовка вроде за глухой стеной твердит:
— Председатель ей руку пожал…
А Поля все плыла. Перерубил сын веревочку, какую она старалась вила. Как топором, одним махом… Все рухнуло. Она ночами не спала — думала о них. Каждую былинку несла им в дом, все помогала обжиться. А они весь ее замысел взяли и разрушили — бездумные, беззаботные. Поля продолжала уплывать, сопротивляясь, держась за руку внучки, которая стояла у ее ног. Но Поля была отважная старуха, сдаваться не привыкла. Она тут же попробовала выкарабкаться из уносящего ее течения, напряглась и закричала, не слыша себя:
— Ты что ж, негодный, наделал?
— Я-то при чем? Она сама захотела, — опять, как за стеной, сказал Вовка.
— Лупить тебя некому, и у меня сил нет! — Поля наконец услышала свой голос, скамейка вернулась на место, и близко стали видны лица сына и снохи. — Шуточное дело! Уборка начнется, только ночевать будете приезжать, и то в полночь. Утром чуть свет — на поле надо ехать.
— Ну и что?
— Мама, Вова не виноват. Я сама.
— А хозяйство? — возразила она одному только сыну, сноху не взяла во внимание. — Корову утром надо подоить, в стадо выгнать. Вечером — встретить, опять подоить. Разве Маша осилит такое? Она же в один момент сломается! С хозяйством, милый мой, не шутят!
— Ладно тебе! Зарядила: хозяйство, хозяйство… Я твою мысль давно раскусил. Зануздаться, что ли, им, хозяйством, и удил изо рта не выпускать до пены на губах.
— Где она у тебя, пена? Что-то не больно видно!
— У меня ее от такого дела и не будет.
— Что с тобой говорить! — Поля махнула рукой.
— Конечно. А все же говоришь, допекаешь! Может, мне Козанком заделаться? Гляжу, он тебе покоя не дает своим хозяйством!
— Э-эх! Забуробил буроба…
— Нет уж, видал бы я его… в белых тапочках! — Вовка сердито отвернулся, и тут же часто и трудно засопел, раздувая ноздри. Обычно незлобивые, с веселым блеском глаза его вспыхнули гневом. Сноха рядом с ним совсем стала тихая, незаметная. Никогда до этого не упоминал он о своем давнем, еще с детства, обидчике, вроде бы презирал одним молчанием. А тут вспыхнул, как будто порох.
— Не сплетай чего не следует-то. Тебе о другом говорят, — запоздало урезонила его Поля, удивленная выказанной в сыне незнакомой ей стороной характера.
— Он чересчур хитроумный, пусть как хочет, меня это не трогает. Я сам знаю, что мне делать! — Рассерженный Вовка совсем не слушал Полю, доказывая свое. — И ей, — не оборачиваясь, он кивнул на жену, — нечего с этих пор плесневеть дома! Еще успеет…
Внучка только что научилась ходить без помощи. Ковыляя и вытягивая руки, она со страхом преодолевала пространство от колен отца до бабки. Добежав до опоры, запрокидывала лицо, радостно смеялась, заглядывая в глаза взрослым. Но ее не замечали.
— Корову, овец, теперь поросенка… Потом еще одну корову заведем, да овец прибавим! — разошелся Вовка. Поля молчала, пусть сын выскажется, если такой умный. — Зимой жадность заговорит, захочется, чтобы на стол посочней мясо подавалось — и пойду ночью на ферму за силосом…