Но, видно, не хотелось ему сделать это первому и показать Гребенко, что он боится пули.
А впрочем, работая на пасеке в Тараще, когда-то еще в детстве, убедился Боженко в том, что торопливые движения или движения испуга раздражающе действуют на пчел; пчелы каким-то образом ассоциировались у него с пулями, поэтому и к пулям относился он спокойно, как к пчелам.
— А ты? — спросил Гребенко, прутиком помешивая в люльке дотлевший табак.
— Да вставай же ты, ирод! Для того ли ты прошел от Таращи до Почепа двести верст и потерял сотню человек в воде, да и собственного сына к тому же, чтобы, приведя сюда остальных, лишить их тотчас же, по дурости своей, головы!
И батько Боженко, не раздумывая больше, встал и отнял у Гребенко трубку. Тот покосился на трубку, покачал головой и тоже встал.
И только что встал, сел опять, а вдалеке, на том берегу, раздалось в это время несколько выстрелов, отдавшихся перекатом по реке.
— Что же ты опять сел, старая дубина. крикнул на него отошедший было на несколько шагов Боженко.
— Стой! Чобот[9] сниму, — отвечал Гребенко, — что-то так укусило, что аж печет. Не жарина[10] ли за холяву[11] завалилась?
Боженко уже догадался, какая жарина.
— Не снимай, хуже будет. Идем за млын. Там я тебе чобот сниму. Это к тебе немецкая жарина запала.
И батько Боженко, вернувшись назад, стал притаптывать костер сапогом.
В это время к ним из темноты подошел высокий статный человек.
Он как-то по-особому горделиво прямился, напоминая молодого резвого коня. И когда засмеялся, вынувши трубку изо рта, то зубы у него оказались крупными и белыми.
— Чого ты, лошак, смеешься! — сказал ему батько. — Подними старика да дай ему дойти со мною до того млына. Там с нами и каши поешь.
— Идет. А за кашу спасибо! — улыбнулся подошедший, сверкнув ослепительно белыми зубами.
И, подойдя, помог он Гребенко подняться и тихонько повел его. Гребенко волочил ногу, кряхтел и хмыкал, стараясь ничем другим не выдавать адской боли в ноге и как-нибудь преодолеть ее.
Они спрятались за млын и стали было разводить костер. Партизаны — народ упорный, и раз решили кашу варить, так хоть убей, а сварят. Разводил костер подошедший статный человек, а Боженко тем временем, сняв осторожно сапог с Гребенко, делал ему перевязку, приговаривая:
— До кости не дошло, нога не ломается.
Только что запылал костер, вдруг поднялась такая стрельба с того берега, что и Боженко понял, что теперь уже не до каши.
Он подосадовал, что каша останется недоваренной, да потом сообразил, что Гребенко — раненый, идти теперь не может, значит он и будет досматривать кашу, — и каша не пропадет, а будет-таки сварена.
— Ну, ты сиди тут да мешай кашу, Гребенюк, — назвал он товарища ласково, по-земляцки, растрогавшись его положением, — а мы, того, пойдем посмотрим. Айда, хлопче, — мигнул он незнакомцу. — Как твоя фамилия?
Кабула, отвечал тот, приветливо улыбаясь батьку.
Они скрылись оба в ночной темноте.
Тут только, оставшись один, Гребенко дал себе волю и немного постонал; кость была, видно, все-таки повреждена неприятельской пулей. Но больней этой боли была потеря сына.
А на Десне заваривалась другая «каша».
Матросы разведывательного комендантского отряда, разруганные батьком за то, что не достали немецкого «языка», как было им приказано, получивши хороший урок, решили постараться.
— Колесо! — сказал один.
— Колесо! — отвечал другой.
Матросский отряд (считавшийся комендантским отрядом при организуемых на Зоне полках) вечером перевалил на челне на ту сторону и, спрятав челн в камышах, пошел раздобывать «языка».
Скоро немецкий дозорный был завязан в мешок и лежал под охраной одного караульного в долбленом дубе[12].
Но этого расходившимся матросам казалось мало. Выполнить только урок — это значит быть просто школьниками. Надо превзойти ожидания, не иначе!
И, перемигнувшись и перешушукнувшись, матросы полезли камышами к главному неприятельскому посту в двадцать человек, захватив для какой-то надобности тросы (всякая птица свою солому тащит).
Пост в это время как раз открыл огонь по боженковскому костру и поранил Гребенко.
В ту же минуту матросы прыгнули из камышей на вражеских дозорных, и началась перепалка.
Боженко собрал всех, кто оказался на берегу, усадил на два длинных рыбацких челна, а сам, захватив с собой ручной пулемет, ударил на противоположный берег.