У самого своего колена, там, где прямой луч солнца проникал до дна, Лена увидела невзрачный красноватый стебелек с двумя желтыми цветочками, похожими на цветы гороха. Стебелек свободно плавал на поверхности, ничем не держась за дно. Это показалось девочке интересным, она взяла растение в руку и поплыла обратно… Остальные ребята давно уже вылезли на берег и строили планы рыбной ловли.
— Петр Петрович, что это я нашла? — спросила Лена, показывая свою находку.
— Акулу — последовал серьезный ответ, — Только этот хищник из породы растений, а не рыб… Зовут его пузырчатка. Видите какие у него пузырьки на корнях? Ими он ловит всякую мелкую водяную живность — рачков, инфузории, — переваривает их и так существует. А с виду хорошенький цветочек.
Конечно, всем захотелось ловить «акул», но, как это бывает обычно, больше ни одной пузырчатки не попалось — зря кувшинки переломали…
Вода в старице была мутной от недавнего дождя, и глаза рыболовов горели от предчувствия успеха. Спешно вырезались удилища, разматывалась леска… Валерку послали копать червей в прелых кучах листа.
Петр Петрович выудил со дна старицы клубни кувшинки и нарезал из них поплавков. Белые, пористые, но непромокаемые кружочки плавали на воде легче пробки. Мальчики смотрели на них с восторгом: чего только не знает новый учитель! Правда, в одной книжке Кешка читал, что корни кувшинок могут заменять хлеб, но не очень верил этому. А поплавки из них получились замечательные!
В темной листве сусака водились окуни и, кажется, только и ждали того, чтобы их подцепили на крючок. Одна за другой серебряные, красноперые рыбки падали на траву и затем, насаженные на кукан, снова опускались в воду… Это был самый простой способ сохранить рыбу: продетая под жабры веревочка не давала ей уплыть.
Один раз совсем близко от беспомощных рыбешек выступила из тени острая морда щуренка. Петр Петрович сейчас же попробовал ловить на живца, но щуки оказались умнее окуней и даже не думали попадаться.
На сухом пригорке девочки разожгли костер и, чихая от дыма, чистили рыбу. Лена попробовала вычистить окуня, но скользкая рыбка словно уплывала из-под рук… Петр Петрович засмеялся, взял окуня, дернул его так, что внутри рыбы что-то хрустнуло, и потом стал чистить рыбу от хвоста к голове, двигая нож на себя. Чешуя слетала как по волшебству. Лена ждала, что он скажет: «И ничего-то вы, ребята, не умеете», но Петр Петрович промолчал…
Купание в старице, веселая возня у костра словно бы отодвинули недавнее. Лена уже спокойно вспоминала о том, что произошло после того, как она опрометью вылетела из бородулинской избы. Как тихая тетя Нюра кричала Фане страшные, чужие слова, как поддержала ее неожиданно подошедшая Романовна. И как обе они увели плачущую Лену домой, и грубое лицо Романовны уже не казалось ей злым, а у тети Нюры в глубоких бороздах морщин стояли слезы. И Лена поняла, что в любой беде она не одна: Романовна ее не осудит, так же как не осудили тетя Нюра и учитель.
— Ты чего это нос повесила? — спросил подошедший Кешка. Он небрежно и гордо потряхивал куканом, где среди окуней тусклым золотом отливали два больших линя.
— И не думала вовсе, — живо откликнулась Лена. — Ой, рыба какая красивая! Что это?
— Лини. Не видела, что ли, раньше? Они еще и не такие бывают. Во! — Кешка неопределенно махнул рукой, так, что линь мог получиться и с ладонь и по локоть, — Между прочим, я и еще кое-что знаю. Помнишь, Петр Петрович тогда ночью слова странные говорил, еще Валерка наш перепугался?
— И ты тоже, чего уж там Валерка, — ради справедливости заметила Лена, но Кешка пропустил это мимо ушей.
— Так вот это он называл по-латыни деревья, привычка у него такая. Я теперь тоже знаю: бетула альба — береза, пицеа эксцельза — ель, а болетус эдулис — грибы белые. Только и всего.
— Верно, что «только и всего». Три названия вызубрил и загордился, — Лена пожала плечами. Она и сама не знала, почему ей хочется дразнить Кешку, спорить с ним из-за любого пустяка. А еще хочется, чтобы он больше не уходил от костра. Сидел рядом и смешно хмурил белые брови. Непонятные, путаные желания…
Кешка положил рыбу на землю.
— А ну тебя! Ничего я не зубрил. Занимайся своей ухою а я пошел.
И действительно скрылся в кустах, где то и дело, задыхаясь от невозможности орать во все горло, восторженно охали рыбаки.