Серафима Васильевна ела, не глядя, зеленый борщ, овсяную кашу с молоком. Даже не похвалила, как обычно, Таю. На вопрос Любови Ивановны бросила односложно:
— Новых привезли. Ума не приложу, где мы такую уйму народу размещать будем?
Наташа потерлась головой о материн рукав, зная, что Серафиме Васильевне не до нее. Мать наскоро поцеловала ее и ушла. За столом остались Тая и Олег.
Любовь Ивановна тоже куда-то собиралась. Надела шелковое платье густого винно-красного цвета, что-то такое сделала с волосами, отчего они вдруг зазолотились, словно пойманный солнечный луч… В глазах появилось беспокойное, ласковое выражение.
Тая подняла голову, недобро посмотрела на Любовь Ивановну:
— Куда вы собрались?
Та покраснела, дернула плечиком.
— Ах, да не все ли тебе равно! Нужно, вот и иду. В конце концов, я не обязана давать тебе отчет в своих действиях!
— И очень жаль, что не обязаны, — совсем уж зло проговорила Тая. — Муж бы ваш не так спросил…
— Не смей! Слышишь, не смей о нем говорить! — крикнула Любовь Ивановна и выбежала из комнаты.
Тая подождала минуту, глядя на дверь, и принялась убирать посуду.
Тае было трудно — ведь не с Наташей же говорить о том, что ее мучает. Она отлично знала, что Любовь Ивановна завела знакомство в городе, развлекается. Было в этом что-то такое, чего она не понимала, что еще не пережила и оттого особенно безоговорочно осуждала.
Любовь Ивановна ушла, почти убежала, пообещав скоро вернуться.
Олег все еще мудрил над тарелкой каши, капризно морщась и шлепая губами. Он не был похож на мать и в то же время напоминал ее расплывчатым, безвольным очерком губ и подбородка, прищуром светлых глаз. Тая пригрозила ему трепкой, и это заставило мальчика доесть кашу. Вместе с Наташей начали убирать со стола. Со двора доносился визг ребятишек. Где-то внизу, наверное в кухне, разгоралась бабья перебранка.
День шел своим чередом, такой же, как вчера, как позавчера… Точно и не было войны и неотвратимых ежеминутных смертей там, на фронте.
Тая подошла к окну, глянула вниз на двор, покачала головой.
— Даже не верится, что все это не приснилось: война, эвакуация… Может, и вправду это сон?
— Какой сон? Тебе приснился, да? Расскажи! — попросила Наташа
— Да нет, это я просто так… Тихо здесь очень, даже тоска берет от такой жизни.
Наташа обиделась немного, решив, что Тая просто «задается».
— А я с раненым говорила! Хороший такой и нас в гости пригласил! — похвасталась она.
— Как это ты говорила, где? — сейчас же оживилась Тая.
Госпиталем интересовались все. Женщины даже на работу выходили пораньше, чтобы успеть пройти мимо него и хоть мельком посмотреть на бледные, смутные лица за стеклами: «А вдруг свои, вдруг хоть знакомые какие…»
Наташе очень хотелось рассказать про госпиталь, но только так, чтобы не все рассказывать.
— Ну, понимаешь, мы шли… и он нас остановил…
— Как — остановил? Врешь ты что-то, Наташка! — Тая села на подоконнике, крепко держа Наташу за плечи. — Все равно ведь не отступлюсь, пока не узнаю! Рассказывай уж как есть…
И Наташа рассказала. Тая посмотрела на нее раз, другой. Наташа даже струсила немножко — возьмет да опять крапивой обстрекает. Но Тая слезла с подоконника и отпустила ее.
— Ох и деру бы тебе надо дать! — сказала она. — Еще хвастаешься — с раненым говорила. Хорошенький разговор!.. А вот что в гости позвал, это интересно.
Тая задумалась, зрачки зеленых глаз вдруг сузились, как у кошки. Наташа смотрела на нее с любопытством — знала уже, просто так этого у Таи не бывает.
— Слушай! А что, если нам с концертом пойти, а? — быстро спросила Тая.
— Как — с концертом? — удивилась Наташа. — Мы что — артисты?
— Нет… Но что-нибудь все ведь умеют делать. Ты петь умеешь? У вас же было пение в школе?
Наташа виновато съежилась:
— Пение было. Только меня с уроков всегда отпускали. Учительница так и говорила: «Иди, Иванова, погуляй, а мы петь будем…»
Тая посмотрела на Наташу даже с любопытством — не каждый день встретишь человека с такими способностями.
— Но что-нибудь-то ты делала?
— Нет… Никогда. Я не активная. — У Наташи по щеке поползла слезинка — так вдруг стало обидно.
— Ты что? Наташка! Да ты реветь собралась? — Тая схватила ее за руки — Брось! Ведь даже и артистов учат знаешь как долго! И для тебя что-нибудь придумаем…
Дети всего городка играли в «Сибирь». Слово это пришло от взрослых. Всё чаще стали поговаривать, что если «он» и дальше так пойдет, то к зиме детей повезут в Сибирь.